Эдгар поблагодарил Нэш-Бернэма и выбрался из экипажа. Возница отнес его чемоданы к дверям. Он постучал, открыла женщина. Возница провел Эдгара внутрь. Из прихожей Эдгар проследовал за женщиной к приподнятому деревянному настилу и далее в комнату, где были лишь стол и два стула. Женщина показала на свои ноги, и Эдгар, увидев, что она разулась у дверей, присел на порог и неловко стянул с себя ботинки. Она провела его в дверь справа, в комнату с широкой кроватью, накрытой москитной сеткой. Женщина поставила багаж на пол.
За спальней находилась ванная, с емкостью для воды и отглаженными полотенцами. Вторая дверь открывалась во двор, где под двумя деревьями папайи стоял маленький столик. Все выглядит весьма старомодным, подумал Эдгар, и весьма английским, за исключением деревьев папайи и женщины, что стояла позади него.
Он повернулся к ней:
Женщина улыбнулась.
Эдгар Дрейк протянул ей руку, она снова улыбнулась и взяла ее в свои.
На часах у него все еще было четыре. Сейчас, судя по солнцу, на три часа больше; он свободен до тех пор, пока разница не составит восемь часов, когда он должен будет отправиться с капитаном на ланч. Кхин Мио собралась нагреть воду для ванны, но Эдгар остановил ее:
– Я пойду… прогуляюсь, гулять. Я пойду гулять.
Он изобразил шаги пальцами, и она кивнула. Кажется, поняла, подумал Эдгар. Он достал шляпу из дорожного мешка и вышел через переднюю, где ему снова пришлось опуститься на корточки, чтобы обуться.
Кхин Мио ждала у дверей с зонтиком от солнца. Он остановился рядом с ней, неуверенный, что должен сказать. Она сразу же понравилась ему. Она держалась с изяществом, улыбалась и прямо глядела на него, в отличие от столь многих других служанок, которые чаще всего стремились незаметно скрыться, когда их обязанности оказывались выполненными. Глаза у нее были темно-карие, прячущиеся в тени густых ресниц, на обеих щеках нанесены яркие полосы
К его удивлению, она пошла с ним. На улице Эдгар снова попытался сложить несколько бирманских слов.
– Не стоит беспокоиться обо мне,
Это всего лишь акт вежливости, я не буду утруждать ее заботами обо мне.
Кхин Мио рассмеялась.
– Вы хорошо говорите по-бирмански. А мне сказали, что вы здесь всего две недели.
– Вы говорите по-английски?
– О, не так уж хорошо, у меня ужасный акцент.
– Нет, у вас очень приятное произношение.
В ее голосе была мягкость, которая сразу произвела на него впечатление, он звучал почти как шепот, но глубже, как звук ветра, тихонько свистящего в горлышке стеклянной бутылки.
Она улыбнулась и на этот раз опустила глаза.
– Благодарю вас. Пожалуйста, идите куда хотели. Я не собиралась мешать вашей прогулке. Я могу сопровождать вас, если вы захотите.
– Но я действительно не хотел бы излишне утруждать вас…
– Вы нисколько меня не утруждаете. Я очень люблю свой город ранним утром. И я не могу отпустить вас одного. Капитан Нэш-Бернэм сказал, что вы можете заблудиться.
– Что ж, спасибо, спасибо. Поверьте, я удивлен.
– Тем, что я говорю по-английски, или тем, что бирманская женщина вообще не постеснялась разговаривать с вами? – Видя, что Эдгар не знает, что ответить, она добавила: – Не переживайте, меня здесь часто видят с приезжими.
Они шли по улице, мимо домиков с размокшими от дождей, но чисто выметенными дорожками. Возле одного из домов женщина развешивала на веревке белье. Кхин Мио остановилась, чтобы поговорить с ней.
– Доброе утро, мистер Дрейк, – проговорила женщина.
– Доброе утро, – ответил он. – А что, все… – Он запнулся, смутившись.
– Все ли служанки говорят по-английски?
– Да… да.
– Не все. Я учу миссис Цин Нве, когда ее хозяин отсутствует. – Кхин Мио одернула себя. – На самом деле, пожалуйста, не надо никому об этом говорить, наверное, я уже слишком разоткровенничалась с вами.
– Ни одна душа не узнает. Вы учите английскому?
– Когда-то я этим занималась. Это долгая история. Мне не хотелось бы утомлять вас.
– Вряд ли это может меня утомить. Но могу ли я спросить, а где учились вы сами?
– Вы слишком много задаете вопросов, мистер Дрейк. Вас так многое удивляет?
– Нет-нет, вовсе нет, прошу прощения. Я не хотел обижать вас…
Она промолчала. Они пошли дальше, она держалась чуть позади него.
Через некоторое время она снова мягко заговорила:
– Простите меня. Вы очень добры, а я веду себя дерзко.