Настройщик

Движение. Я хотел бы познакомить вас с мистером Дрейком, он недавно прибыл из Лондона. Мистер Дрейк, это мисс Хоффнунг, по-моему, она вистует едва ли не лучше всех во всей Верхней Бирме. О, майор, вы мне льстите, не верьте всему, что он вам будет рассказывать, мистер Дрейк. Миссис Сэндилендс – мистер Дрейк. Миссис Партридж, это Эдгар Дрейк, из Лондона. Мистер Дрейк, это миссис Партридж, а это миссис Пеппер.

– Мистер Дрейк, в каком районе Лондона вы живете?

– Вы играете в большой теннис?

– Чем вы занимаетесь в Лондоне, мистер Дрейк?

– На Франклин-Мьюз, рядом с Фицрой-сквер. Нет, я не умею играть в большой теннис, миссис Партридж.

– Пеппер.

– Мои нижайшие извинения, но я все равно не умею играть в большой теннис, миссис Пеппер.

Смех.

– Фицрой-сквер, это недалеко от Оксфордского концертного зала, правильно, мистер Дрейк?

– Да, так и есть.

– По-видимому, он вам знаком. Вы не музыкант, мистер Дрейк?

– Нет, я не музыкант, я имею к музыке лишь косвенное отношение, можно сказать…

– Леди, хватит мучить мистера Дрейка. Мне кажется, его уже утомили вопросами.

Они остановились в углу залы, спрятавшись от толпы за широкой спиной высокого офицера, одетого в клетчатый пиджак. Капитан быстро глотнул джина.

– Я надеюсь, разговоры вас не слишком утомили?

– Нет, я чувствую себя нормально. Хотя я удивлен, все это настолько… подобно… действительно почти как дома.

– Что ж, я надеюсь, вам это должно быть приятно. День обещает быть неплохим. Готовит повар из Калькутты, говорят, один из лучших в Индии. Я не часто присутствую на таких сборищах, однако сегодня особый день. Я полагаю, вы будете чувствовать себя как дома.

– Как дома…

И Эдгар почти добавил: настолько же не на своем месте, как и в Лондоне, в этом смысле действительно как дома. Но в холле прозвучал гонг, и сборище двинулось по направлению к столовой.

Помолившись, собравшиеся приступили к обеду. Эдгар сидел напротив майора Даферти, полного мужчины, который смеялся, сопел, расспрашивал Эдгара о его путешествии и отпускал шуточки о состоянии пароходов речной флотилии. Слева от него миссис Даферти, напудренная и тощая, расспрашивала, следит ли он за политической жизнью Британии, и он уклончиво отвечал, припоминая какие-то новости о подготовке к юбилею Королевы. После нескольких минут упорных расспросов супруг перебил ее, воскликнув:

– О, моя дорогая, я полагаю, одна из причин, по которым мистер Дрейк отправился в Бирму, это желание оказаться подальше от британской политической жизни! Правильно, мистер Дрейк?

Все рассмеялись, даже миссис Даферти, которая вернулась к своему супу, удовлетворенная тем немногим, что ей удалось вытянуть из гостя, а Эдгар слегка напрягся, потому что вопрос, словно канатоходец, слегка качнулся в сторону реальной причины его прибытия в Бирму. Справа от него миссис Ремингтон, слегка подпрыгнув на месте, обругала майора за то, что тот смеется над такими вещами:

– Это не праздный разговор, нет, мы же все – британские подданные, и мы должны быть в курсе всех событий, ведь почта сюда доходит с таким опозданием, а нам хочется знать, как самочувствие Королевы, и еще я слышала, что у леди Хатчингс открылась чахотка, это было до или после Лондонского карнавала?

– После.

– Какое счастье – не для леди Хатчингс, конечно, а для общества, в конце концов, карнавал – это так замечательно, как бы я хотела побывать там!

И некоторые другие леди тоже защебетали, вспоминая о последних приемах, на которых каждой из них довелось побывать, а Эдгар с облегчением принялся за еду.

Если подумать, размышлял он, они оказывают мне честь, полагая, что в Лондоне я бываю в таком обществе. Но направление разговора его успокаивало, поскольку, казалось бы, что может быть дальше от таких взрывоопасных тем, как фортепиано и необычные доктора, чем Лондонский карнавал, но тут миссис Ремингтон спросила, вполне невинно:

– А вы были на карнавале, мистер Дрейк?

И он ответил:

– Нет, не был.

А она:

– Но вы так много знаете об этом, не может быть, чтобы вы там не присутствовали.

А он ответил:

– Нет, – и прибавил вежливо: – Я только настраивал концертный “Эрар”, который звучал во время этого события. – И тут же понял, что не стоило этого говорить.

– Пардон, концертный что? – переспросила она, и он не смог ничего сделать и ответил:

– “Эрар”, это марка фортепиано, одна из лучших в Лондоне, у них там “Эрар” 1854 года выпуска, совершенно чудесный инструмент, я уже настраивал его с год назад, для бала потребовалась лишь небольшая подстройка.

Кажется, ее это вполне удовлетворило, она замолчала, наступила тишина, которая обычно предшествует смене предмета разговора, но миссис Ремингтон вдруг добавила притворно равнодушно:

– “Эрар”… а что, кажется, на таком фортепиано играет доктор Кэррол?