Наступление

— Манев, неужели ты думаешь, что за ним не наблюдают? Не кажется ли тебе, что этот тип не очень-то удобен? Ведь именно таких людей мы должны сторониться.

— Так точно, — покраснел Манев, и его энтузиазм заметно поубавился. — О солдатах-коммунистах у меня сложилось впечатление, что они очень устали и у них каша в голове. Что же касается помощников командиров, то они вряд ли теперь могли бы справиться с брожением, если бы оно приняло массовый характер.

— Как ты себе представляешь это брожение и его массовый характер? — спросил Додев.

— Например, уход с фронта без приказа. Я принимаю во внимание и стадную психологию людей. В таких случаях они готовы на любые эксцессы. — И Манев поспешно добавил: — Солдаты завшивели, уже около двадцати случаев заболевания чесоткой. Врач первого батальона считает, что дней через десять, по меньшей мере, половина людей запаршивеет…

— А сам врач принимает какие-нибудь меры? — прервал его Додев.

— В этих условиях невозможно оградить заражение. Кроме того, господин полковник, в телегах обоза полно всевозможного мусора: патроны, проволока, разные железки…

— Какие патроны? — удивленно прервал его Додев.

— При отступлении немцы побросали в Ибыр боеприпасы…

— И что же? — удивленно посмотрел Додев на Ма-нева.

— Кое-кто из солдат достает их из реки.

— Сейчас, из ледяной воды?

— Так точно, находятся и такие дураки…

— Одним словом, Манев, ты считаешь, что мы можем рассчитывать на этот сброд?

— Вполне, господин полковник. Я оптимист.

— Да-а, — вздохнул Додев, — я и прежде говорил, что молодость счастлива своей дерзостью.

— Ох, чуть было не забыл! — виновато улыбнулся Манев. — Три дня назад вернулся поручик Константинов. По его рассказам, в тылу все кипит, как в котле, люди недовольны, весь энтузиазм уже испарился, никто не верит больше голым обещаниям коммунистов. Русские ведут себя как в оккупированной стране. Везде говорят, что перемены неизбежны. Случайно встретил адвоката Банкова. Вы его помните? Это тот самый, которого эвакуировали в Лозен…

— И что же?

— Передает вам привет. Банков тоже ему сказал, что дружбаши выходят из правительства и будут стремиться к самостоятельному захвату власти.

— А еще что-нибудь вспомнил Константинов? — тихо спросил Додев.

— Никак нет.

— И хорошо сделал! — Перегнувшись через стол, Додев наполнил рюмки и залпом выпил свою. Потом немного помолчал и все так же тихо спросил: — Ты получил от отца письмо?

— Так точно, он болен, господин полковник.

— Ах, какие времена были, Манев! Вы, молодые, ничего не знаете. Несчастное вы поколение, и еще немало горя хлебнете. — Он налил еще, немного подержал рюмку в руке и вздохнул: — Если бы был жив царь, может, дела приняли бы совсем другой оборот, он бы не допустил таких унижений! — Его глаза заволокло едва заметной пеленой влаги.

Глава седьмая

За двое суток, прошедших с тех пор, как полковник Бонов посетил Додева, последнему едва ли удалось поспать несколько часов. Он нервничал, волновался, в сотый раз убеждаясь, насколько легче выполнять чужой приказ и действовать по воле другого человека. Но самое лучшее — оградить себя от риска неизвестности. Поэтому Додев обдумывал даже самые мелкие, самые незначительные детали плана и очень мучился, обнаруживая в нем уязвимые места.

Но поверив в обманчивую иллюзию, что все условия для спасения есть, он поддался еще более обманчивому предчувствию, что риск минимален и операция непременно увенчается успехом.

В этот вечер волею судьбы ему пришлось пережить еще более волнующие мгновения. К одиннадцати часам вечера в Василевцы прибыл полковник Киселев. Его неожиданное появление озадачило Додева.

— Если прибыл с плохими вестями, уходи сразу же, — полушутливо сказал он, не спуская глаз с гладко выбритого лица Киселева.

— Думаю, мне придется остаться здесь до утра, — шутливо ответил Киселев.

— Настолько хорошие новости?

— При нынешней скудности хороших новостей эту можно назвать даже исключительной. Вчера совет министров принял постановление.

— Ну слава богу! — с облегчением вздохнул Додев и перекрестился. — А коммунисты?

— Сопротивляются. Это вполне естественно. Меры правительства встречены патриотически настроенными слоями народа с восторгом, а западными союзниками — с полным одобрением.

— В них моя главная надежда! — радостно воскликнул Додев.

— Да, но и мы должны внести свой скромный вклад, чтобы это патриотическое дело увенчалось победным концом. Священный долг каждого из нас — принести свою дань на алтарь отечества. Ближайшие задачи: всеми имеющимися средствами усилить недовольство и деморализацию солдат, чтобы они не дожидаясь приказа, уходили с фронта. Но главная и основная мера должна сводиться к следующему: под предлогом того, что наши солдаты стреляют без разбора, по настоянию местных сербских властей и с согласия нашего правительства у всех солдат изымаются патроны и сдаются надежным ротным фельдфебелям, которым придается солидная охрана из наших, проверенных людей.

— Охрана? — прищурился Додев. — А кому довериться? — прошептал он почти про себя. — Ну а еще что?