— В операции должны принять самое действенное участие все находящиеся в строю офицеры, — продолжал Киселев. — Надо им внушить, что любая попытка отказа будет рассматриваться как измена родине и царю…
Додев провел еще одну бессонную ночь и еле дождался рассвета. Выкурил две-три сигареты в постели, снова припомнил свое прошлое, представил себе настоящее. Будущее казалось ему смутным, неясным.
Он с трудом оделся и постоял минут двадцать около окна, как будто этот короткий отрезок времени мог решить его судьбу. Остановиться, повернуть назад он был уже не в силах. А когда он позволил по телефону и приказал командирам батальонов ждать его в Рашково через полтора часа, с его плеч словно свалился невидимый груз.
Прежде чем выехать, он решил перекусить, но, измученный бессонницей, вместо голода чувствовал только жажду. По старой привычке он перед уходом из комнаты еще раз проверил, не забыл ли чего в спешке. Едва Додев нажал ладонью на холодную ручку двери, как зазвонил телефон. Додев был суеверен и считал, что если куда-нибудь уходишь и вдруг приходится вернуться, то это не к добру.
«Кому я еще понадобился?» Явно нервничая, он вернулся к телефону, командир 3-го батальона спрашивал, прийти ему одному или с помощником командира.
— Одному! — скрипнул зубами полковник. — Научитесь понимать приказ! Вам лично было приказано. — Он сердито положил трубку и вышел во двор, где его встретил холодный и сырой ветер.
Через полчаса Додев с трудом сел на коня, на котором около недели никто не ездил и который теперь беспокойно раздувал ноздри и рыл передним копытом землю. д Цоньо, адъютант Додева, ловко вскочил на гнедую кобылу, и оба легкой рысью поскакали в сторону Рашково.
Когда 1-й батальон прибыл в Рашково, штаб полка разместился в доме отставного сербского подполковника Перы Рашковича, плотного, хорошо сохранившегося, шустрого старика, всегда нахмуренного и сердитого. В коридоре и комнатах дома висели фотографии Рашковича в офицерской форме, а в огромной комнате, в прошлом служившей приемной, — большой портрет короля в тяжелой, массивной раме, к верхнему углу которой был прикреплен траурный креп.
Рашкович не верил в перемены, происшедшие в Болгарии, и даже не составлял себе труда разобраться в них. Ему было ясно одно: болгары — вот причина гибели великой Сербии. К слову сказать, полковник Додев был убежден, что великая Болгария погибла из-за сербов.
Первым прибыл командир 2-го батальона майор Милчев.
Полковник Додев и командир 3-го батальона капитан Велев прибыли одновременно.
Майор Леев встретил их на веранде. Полковник внимательно выслушал его рапорт, сдержанно подал ему руку и медленным шагом направился через веранду в дом.
После обычной суеты и обмена дежурными фразами о погоде и удобствах гости расположились около стола майора Пеева.
Полковник Додев сел на центральное место, рядом с ним — майор Милчев, майор Пеев, капитан Белев и помощник командира Тодоров. Додев достал из кармана сигарету, закурил, откинулся на спинку стула и еще раз оглядел офицеров. Кровь прихлынула к его вискам. Собравшись с силами и остановив нерешительный взгляд на капитане Тодорове, полковник чуть слышно проговорил:
— Тодоров, оставьте нас ненадолго. Я сделаю офицерам заявление частного характера. — Он виновато наклонил голову к чернильнице, ожидая острой реакции Тодорова на свои слова. Помощник командира не сразу понял эту дерзость полковника. Потом он нервно встал со своего стула и широкими шагами, не оборачиваясь, направился к двери.
Командиры батальонов смущенно переглянулись, не понимая причину такого поступка полковника. Тодоров хлопнул дверью, и его тяжелые шаги раздались по коридору.
— Господа, я собрал вас, чтобы обсудить один, так сказать, личный вопрос. А вам, майор Пеев, я делаю серьезное замечание. Вы не должны были ставить меня в такое неловкое положение! Из-за вас мне пришлось его выгонять. — И он показал на дверь, в которую только что вышел Тодоров. — Вы должны были найти подходящий повод и не допустить его прихода сюда.
Майор Пеев поднял голову, чтобы сказать что-то, но полковник сделал ему знак рукой молчать и продолжал: