Настырный

Гуммат налил себе полстакана, набрал полную грудь воздуху и опрокинул стакан в глотку. Есть не хотелось, но он подсел к скатерти и стал хлебать невкусную остывшую шурпу. Жечь в животе перестало, но покоя не было по-прежнему. Гуммат лег, закрыл глаза. Увидел суровое лицо Курбан-ага. Сейчас Гуммат его нисколечко не боялся, наоборот, жалел, что ушел, ни слова не сказавши. Наврал, правильно, он и не собирается отпираться. Но пусть спросят, зачем он врал! Для дела врал. Для общей пользы. Когда цель благая, все средства хороши! А может, Курбан-ага не понял чего? Может, Гуммата оговорили?

Гуммат схватил телефонную трубку. Пока его соединяли с председателем, он раз пять нетерпеливо дунул в трубку — Курбан-ага всегда дул, если ему срочно нужно было говорить.

— Слушаю, — послышался в трубке суровый председателев голос. — Кто говорит?

— Это я, Гуммат. Еще раз здравствуйте, Курбан-ага!

— Здравствуй, что у тебя?

— Обидели вы меня, Курбан-ага, вот что!

— Ладно, брось!

— Я серьезно, Курбан-ага! Я, если хотите знать, даже выпил с расстройства, ей-богу! Обидно мне. Очень обидно. Если вы считаете, что я во вред…

— Да перестань ты! Заходи лучше вечерком, потолкуем.

— Я зайду, Курбан-ага. Раз вы велите, я приду. У меня еще к вам дело срочное. Кара хворост сложил возле самого тамдыра. Целую гору. Я предупреждаю: вспыхнет, весь дом сгорит к чертовой матери! Я ему пять раз говорил, да вы сами знаете, дураков учить — без пользы… Вот повлияли бы, чем меня ругать!..

— Ладно, я поговорю с ним. Вечером придешь — напомни.

Гуммат повесил трубку, довольным взглядом окинул телефон.

— Вот так.

И непонятно было, чем он доволен: телефоном или собственной смелостью.

Вечером Гуммат пробыл у председателя недолго. Курбан-ага рассказал ему о нелепом поступке Гозель, попросил разобраться. Гуммат сразу вспомнил утренний разговор с соседкой, но промолчал, решил вперед не забегать. Выяснит, что к чему, — доложит, а болтать попусту — бабье занятие.

Поравнявшись с домом Гозель, Гуммат остановился, прислушался. Голосов слышно не было, но лампочка на веранде горела, значит еще не спят. Зайти? Не стоит. Гозель — это Гозель, шум может поднять на ночь глядя, мужу спать не даст, а человек устал с работы. Лучше уж утром. Гуммат свернул к дому.

— Сосед! Постой-ка! — услышал он женский голос — Поди сюда!

Гуммат обернулся. Гозель стояла у хлева, держа корову за рог. Гуммат перешел улицу. Видно, не признав его, буренка попятилась назад, но Гозель почесала ей холку, и корова замерла на месте.

— Ну, подошел, — сказал Гуммат, не решаясь подойти ближе.

— Рановато еще. Посиди пока дома.

— Ты о чем?

— Забыл утрешний разговор?

— Ничего я не забыл. Ты скажи, зачем в сад ходила.

— А-а… Шпионишь, значит? — Гозель оставила корову и размахивая руками, двинулась на Гуммата. — Ходила и буду ходить! И брать буду, что душеньке угодно! Так и объяви своему председателю! Толковала, толковала тебе утром! Или ветром выдуло?

— Ты, баба, язык-то прикуси. Муж дома?

— На полив ушел. Не тебе чета — по домам не ходит, сплетни не разносит! Начальник приедет! Где он, твой начальник?!

— Ох, баба! — прокряхтел Гуммат. — И чего тебе мирно не живется?.. Можешь ты нормально говорить с человеком?

— А чего ж! Заходи, поговорим.

— Мужа нет, не пойду.

— Боишься?! — Гозель усмехнулась. — Как же: сейчас и брошусь тебе на шею!..

— Постыдилась бы, срамница!..

— А мне нечего стыдиться! Слава богу, у мужа из веры не вышла. А ты хоть пять телефонов себе поставь — умней не будешь! С чужого голоса поешь! Что тебе председатель ни скажет, всему веришь!..

— Ну хватит! Имей в виду: председатель на тебя зуб имеет!

— Вот и хорошо! Я так и хотела!

— Бахвалишься? А зря. Не сможешь объяснить своего поступка, перед всем народом опозорим.

— А ты приди сюда через часок — может, поступок и поймешь мой.

— Да тише ты, непутевая!.. Чего всегда орешь?!

Гозель пренебрежительно махнула рукой и направилась к дому. Корова, косясь на Гуммата, жалобно замычала и натянула веревку. Только когда Гуммат перешел на противоположную сторону улицы, она успокоилась и мирно засопела.

Часа через полтора Гуммат снова вышел из дому. Постоял, подумал. Глупое это занятие — стой и смотри на дорогу, а что поделаешь? Курбан-ага просил выяснить, что там за глупость получилась с урюком, а Гозель твердит, что вроде в отместку. Надо разобраться, иначе эта баба и дальше будет распускать дурацкие слухи. Ладно. Раз надо, он может и не поспать. Только на дороге стоять — без толку, спрятаться надо.

Гуммат спустился в придорожную канаву, прошел немножко вперед. Вот здесь хорошо, никто не заметит — кусты вдоль канавы высоченные, пышные — все закрыли.

Он сел на траву возле недавно сложенной им поленницы и стал наблюдать. Мимо с треском проскочил мотоцикл: «Носятся по ночам, чтоб им пусто было! Детям спать не дают! Запретить бы это безобразие — ночью на мотоциклах гонять!..»