Наталья (московский роман)

Интересно, что сейчас делает Наталья? Сидит, наверно, в ресторане со своим мужем и не думает про тебя, ответил я сам себе.

— Саша, тебе нравится вид отсюда?

Откуда он знает такие вещи, подумал я.

— Да, очень. Я люблю, когда пустынно.

Внизу, как тайные светлячки, светили фонари, склоненные на длинных столбах. Похоже, начинался снег. На кухне послышался звук, как будто что-то упало. Через мгновение в дверях появилась она. У нее был не то что виноватый, но какой-то растерянный вид.

— Гоша, я разбила твою чашку…

Он повернулся от окна и спокойно ответил:

— Ничего, мамочка. Сегодня я тебя прощаю, у меня есть вторая.

Она улыбнулась:

— Спасибо. А почему именно сегодня?

— Так, — ответил он загадочно.

— Может, на счастье, — пошутил я. Я вдруг испугался того, что он может сказать. Она провела рукой по волосам и вышла. — Гоша, сколько тебе лет? — не утерпел я.

— Пять, — ответил он.

— А говоришь ты и рассуждаешь, как взрослый мужчина.

— Я должен быть взрослым и должен быть мужчиной, потому что я… один у мамы.

Мне стало грустно. И какой идиот может бросать такую женщину и такого мальчика. Такую мать и такого ребенка. Тот, кому надо бросить, не бросит…

Она внесла на подносе чай, варенье, сахар, что-то печеное. И стала расставлять это на столе. Потом ушла и вернулась, на подносе были тарелки с разными бутербродами, отдельно сыр и отдельно масло.

Все сели к столу, и Гоша стал наполнять сахаром свою вторую, неразбившуюся чашку.

Мне было тепло и хорошо. Почему у них так уютно в квартире? Я не мог понять. Но было настолько уютно, что даже не хотелось двигаться. А надо было вставать — мыть руки.

— Я сейчас, извините.

— Вишневое полотенце чистое, я только что повесила.

— Спасибо, — я внимательно посмотрел на нее.

Горячая вода согрела руки. Я вернулся за стол.

— Какого вам варенья положить?

Оказалось, их было два.

— Чеховского, вишневого. — Чехов тут ни при чем, это мое любимое варенье.

Она ухаживала за мной. Мне абсолютно не хотелось кушать, перехотелось, вернее. Я отпил чаю и взял печенье.

— У-у, как вкусно. Где вы покупали?

— Это я пекла.

Вечно я ляпну что-нибудь не так.

— Тогда еще вкусней. Можно еще?

Она улыбнулась.

— Конечно, сколько угодно.

— Мама, а почему Саша сидит как в гостях?

Ну, ребенок!

— А ты считаешь, что я дома, Гоша?

— По крайней мере не в гостях. У нас гостей уже полгода не было…

— Гоша… за столом нужно есть, а потом будешь разговаривать.

— А как вы его печете? — перевел я разговор.

— В духовке, — у нее в розетке тоже вишневое варенье.

— А, да, естественно, — я засмеялся.

— Только редко это делаю. По-моему, с Гошиного дня рождения в декабре первый раз.

Я взглянул на нее, она ответила открытым взором, чистым, уверенным, ни капли не смущающимся. Встретила меня на улице, а теперь я сижу у нее дома.

В комнате все было какое-то старинное и одухотворенное.

— Эта мебель, видно, давно куплена, — сказал я, надо было что-то сказать.

— Да, это еще от родителей, — ответила она.

— А где они?

Она стала грустной.

— Без вести пропали в полярной экспедиции.

— Простите, я не знал.

— Ничего страшного. Я все равно надеюсь и не верю. Второй год живу и верю.

Я опустил поднятую ложку в розетку.

— Мама, а что такое «без вести»?

— Это когда почтальон не приходит и не приносит письма, значит, без вестей.

— А когда он приходит, то, значит, с вестями?

— Правильно, Гош, ты все понимаешь с полуслова. Я старый по сравнению с тобой, а так быстро не схватываю.

— Какой же ты старый, — он засмеялся. — Мама, Саша разве старый? Он даже моложе пап…

— Гоша, ты сейчас едва не уронил стакан. Пожалуйста, осторожно. — (А у Гоши была чашка…)

— Я хочу чаю еще.

Она встала и ушла.

— Мама сегодня необычная. Не просит спать меня, хотя уже поздно.

Я слушаю его внимательно.

— Вы первый, кто у нас в доме, с кем мама разговаривает… как папа ушел.

— Давно?

— Год назад…

Она принесла малышу чай, и он замолчал.

— Гоша, это последнее. Тебе не кажется, что пора спать?

Он взглянул на меня и улыбнулся.

— Мама, один раз только, ведь у нас в гостях Саша.

— Так я в гостях, Гоша, или нет?

Он засмеялся, потом задумался.

— Почему вы ничего не едите? — она озабоченно глядит на меня. — Прошло уже три часа, как мы встретили вас, вы должны были проголодаться.

Меня трогает ее забота, совсем как мой брат…

— Спасибо, я не хочу.

Я вообще не могу кушать в домах у людей. Вечно меня что-то сдерживает, смущает.

— Только, пожалуйста, не стесняйтесь. Чувствуйте себя как… ну, в общем, свободно.

— Мама, я выпил. Еще.

— Гошенька, что с тобой? Пойдем спать, мой милый.

Он смотрит на меня вопросительно, я не вступаюсь, молчу.

Он соскальзывает со стула, подбегает ко мне, наклоняет мою голову и шепчет:

— Ты предатель, — и целует меня возле уха, в висок.

Я смеюсь и говорю ему:

— Я исправлюсь.

— Не забудь, — предупреждает он, и она уводит его из комнаты.

Когда она возвращается, чашка моя пуста, я стою у окна.

— Вам нравится?

— Да, я люблю эту улицу, когда она пуста. И сверху все хорошо видно.

— Чем вы занимаетесь, Саша?

— Я преступник. Знакомлюсь с молодыми матерями и их детьми, потом ворую, убиваю, продаю.

Она не улыбается.

— Сколько вам за это платят?