Читаем Nathan Bedford Forrest полностью

Однако это было только начало. Позже той же ночью, когда ирландско-американский мэр города, по многочисленным сообщениям, был слишком пьян, чтобы предпринять что-либо конструктивное, насилие вспыхнуло с новой силой и в гораздо более широком масштабе. Белые решили защитить себя от черных, напав на них. На этот раз победа белых была еще более значительной, что неудивительно, поскольку демобилизованные чернокожие солдаты должны были оставить свое боевое оружие в форте. Хотя у них, очевидно, было оружие, чернокожие не могли иметь доступа к такой огневой мощи, какая была у полиции и 100-местной дружины, назначенной шерифом округа Шелби. Результат такого дисбаланса вооружений был просто адским. Белая толпа двинулась в Южный Мемфис, где преобладали чернокожие, отстреливая чернокожих, независимо от того, были они солдатами или нет, и сожгла 91 черное жилище, четыре черные церкви и двенадцать черных школ. Зрелище было достаточно жестоким, чтобы даже такой консервативный местный журнал, как "Лавина", призвал положить конец убийствам невинных чернокожих и вызвал тошнотворные репортажи в газетах Севера. Специальный корреспондент "Чикаго Трибьюн" несколько дней спустя в своем длинном рассказе о жестоком поведении "мятежной толпы" утверждал, что своими глазами видел, как стареющий чернокожий мужчина был схвачен, повален и застрелен на улице группой бунтовщиков, которые затем отрезали ему язык22.22

Неравный бой, который большинство местной прессы безответственно окрестило "бунтом негров", продолжался до 3 мая, когда, спустя два дня после просьбы мэра Джона Парка, генерал Стоунман наконец согласился ввести в город 150 солдат регулярной армии, чтобы, как он выразился, "вмешаться в гражданские дела города Мемфиса". К тому времени погибли полицейский, пожарный и сорок шесть чернокожих, в том числе двое детей и три женщины.23

 



27

Для целей консервативных демократов бунт в Мемфисе был как нельзя более не вовремя. На национальном уровне он напрямую вписался в планы радикальных сенаторов и конгрессменов, выступавших против примирительной политики Эндрю Джонсона в отношении Юга; отчасти благодаря прессе Севера (которая, казалось, забыла, что в 1863 году в ходе нью-йоркских призывных беспорядков ирландцы-американцы из Манхэттена убили 105 чернокожих и аболиционистов), беспорядки в Мемфисе породили расследование Конгресса, напоминающее расследование в форте Пиллоу. В Теннесси она укрепила позиции губернатора Браунлоу, который недавно во второй раз сократил число избирателей, урезав его до 50 000 лоялистов военного времени, проживавших преимущественно в восточной трети штата. Кровавая бойня в Мемфисе послужила Браунлоу убедительным доказательством необходимости принятия законодательного акта, отменяющего местный контроль над полицией в Нэшвилле, Чаттануге и Мемфисе; вместо этого полномочия передавались в руки совета комиссаров, назначаемых Браунлоу и утверждаемых Сенатом штата. Закон был принят в течение недели после бунта.1

Действия Браунлоу, которые и тогда, и впоследствии многие называли худшим видом мстительности, были необходимы для того, чтобы сохранить республиканский режим меньшинства и дать ему шанс выполнить свою задачу по защите лоялистов военного времени, а также освобожденных, чьи судьбы были в его ведении. Несмотря на возраст и слабость, Браунлоу был мощной политической фигурой на национальном уровне, выступая с известными речами по всему Северу после освобождения из тюрьмы Конфедерации, и от него многого ожидали в условиях, становившихся все более тяжелыми. Его союз с Эндрю Джонсоном во время войны распался, поскольку президент отступил от стремления к мести и стал все более сговорчивым по отношению к влиятельным бывшим конфедератам; в общей сложности из 15 000 прошений о помиловании, полученных от последних, Джонсон в конечном итоге удовлетворил 13 500. Браунлоу, оказавшемуся в одиночестве в регионе, где царила враждебность к его радикальному республиканству, пришлось принять жесткое законодательство, чтобы попытаться защитить свой электорат, белая часть которого презирала чернокожих не меньше, чем бывших конфедератов. "Канюки не смогут сожрать ниггеров так быстро, как мы их убьем", - сказал один из его соратников, юнионист из восточного Теннесси, делая личный прогноз того, что произойдет, если федеральные войска будут удалены. Нуждаясь в голосах, чтобы сохранить свою администрацию на посту, губернатор неохотно пошел навстречу избирательному праву чернокожих.2

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: жизнь была типична, трагична и прекрасна
Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: жизнь была типична, трагична и прекрасна

Книга, которую читатель держит в руках, составлена в память о Елене Георгиевне Боннэр, которой принадлежит вынесенная в подзаголовок фраза «жизнь была типична, трагична и прекрасна». Большинство наших сограждан знает Елену Георгиевну как жену академика А. Д. Сахарова, как его соратницу и помощницу. Это и понятно — через слишком большие испытания пришлось им пройти за те 20 лет, что они были вместе. Но судьба Елены Георгиевны выходит за рамки жены и соратницы великого человека. Этому посвящена настоящая книга, состоящая из трех разделов: (I) Биография, рассказанная способом монтажа ее собственных автобиографических текстов и фрагментов «Воспоминаний» А. Д. Сахарова, (II) воспоминания о Е. Г. Боннэр, (III) ряд ключевых документов и несколько статей самой Елены Георгиевны. Наконец, в этом разделе помещена составленная Татьяной Янкелевич подборка «Любимые стихи моей мамы»: литература и, особенно, стихи играли в жизни Елены Георгиевны большую роль.

Борис Львович Альтшулер , Леонид Борисович Литинский , Леонид Литинский

Биографии и Мемуары / Документальное