Отцы славного города Харлема ответили принцу письмом, полным вежливых выкрутасов. Они утверждали, что заключенному живется вовсе не так плохо, как гласит молва. Тюремный страж заботится о нем как собственный слуга, имеется и хирург, готовый помочь узнику, однако тот отказывается прибегнуть к необходимым процедурам (следы пыток были видны «только» на ногах). Друзья Торрентиуса, по их словам, приносят ему белье и хорошую еду (видимо, деликатность помешала упомянуть, что в результате интенсивных допросов у художника была повреждена челюсть и что он испытывал трудности с приемом пищи). Никто также не возражает, чтобы он занимался своим искусством, однако, по-видимому, у него нет подобного желания. Так что освобождение Торрентиуса из тюрьмы даже на предлагаемых принцем условиях не является ни целесообразным, ни справедливым. Сей незаслуженный акт милосердия был бы воспринят большинством здоровой части общества как заставляющий усомниться в принципах правосудия, а некоторых — толкнуть на подобные, если не худшие преступления. Нельзя также исключить волны протестов, беспорядков, поскольку граждане ожидают от власти защиты своих прав, добрых нравов и религии. Кроме того, существует обоснованное опасение, что и в другом месте изоляции Торрентиус останется тем же, кем и был до сих пор, то есть развратником и богоборцем.
Единственным положительным результатом вмешательства наместника было смягчение тюремного режима. Художнику были разрешены более частые посещения друзей, жена смогла провести с ним в камере две недели, ему даже разрешили покупать ежедневно по кувшину вина, освобожденного — о великодушие! — от уплаты городского налога. Была создана специальная комиссия экспертов во главе с Франсом Хальсом, которая должна была проверить, можно ли в тюремных условиях заниматься искусством. Достойно сожаления, что рапорт комиссии по этому важному и актуальному до нынешних времен вопросу не сохранился.
Все говорило о том, что судьба Торрентиуса решена окончательно и что света свободы ему уже не видать.
Но дело внезапно приобрело неожиданный оборот, описав удивительно широкий круг, так как принц Оранский получил письмо от короля Англии Карла I{79}
. Дата документа — 30 мая 1630 года.«
Можно поддаться милой иллюзии, будто эти слова проистекали из чувствительного сердца монарха, до глубины души озабоченного печальной судьбой художника. Однако более правдоподобно было бы предположить, что Карл I — известный ценитель искусства, у которого сам Ван Дейк был придворным художником, — решил попросту воспользоваться случаем заполучить себе задешево, за неясное обещание королевских милостей, знаменитого Торрентиуса. Так или иначе, дипломатическая машина была пущена в ход. Государственный секретарь Англии вице-граф Дорчестер обратился с просьбой к великому пенсионарию{80}
Голландии де Гларгесу, однако особенно активную деятельность в этом направлении развернул королевский посол в Нидерландах сэр Дадли Карлтон. Почти во всех письмах повторяется тот же аргумент: было бы огромной потерей, если бы такой знаменитый художник понапрасну покинул этот мир.Старания увенчались успехом. Торрентиуса выпускают из тюрьмы, однако с тремя условиями: 1) ему придется оплатить большие судебные издержки; 2) он торжественно обязуется немедленно уехать в Англию и 3) никогда уже не вернется на родину.
Дальнейшую судьбу художника удается воспроизвести лишь в общих чертах. О его пребывании в Англии ничего нельзя сказать наверняка. Похоже, на земле своих избавителей неисправимый Торрентиус вернулся к прежнему образу жизни. По крайней мере, так можно интерпретировать загадочную фразу о нем — «giving more scandal than satisfaction»[29]
, — которую можно найти в книге Горация Уолпола «Painters in the Reign of Charles I»[30].