Натюрморт с удилами

Мне тогда не давало покоя стихотворение, вписанное в картину, которое обладало сжатостью надписи на камне, и завершенностью сакральной формулировки. Чтобы добраться до его философских истоков, я стал перелистывать трактаты эзотерических авторов, живших в одно время с художником, то есть прежде всего Иоганна Валентина Андреэ — «Fama fraternitatis»[35] и «Confessio»[36], составляющие основу для изучения доктрины братства; затем произведения английского врача Роберта Фладда^{91}, весьма заслуженного в распространении идей розенкрейцеров; странные и трудные для понимания книги алхимика Студиона, который занимался поисками идеальной меры для Мистической Святыни, ну и конечно, произведения Якоба Бёме^{92} и Теофраста Бомбастуса из Гогенгейма^{93}.

Поначалу чтение герметических книг имеет вкус Большого приключения и может быть великолепным путешествием по экзотическим краям неосвоенных мыслей. Место серых философских абстракций занимают изящные символы и рисунки, все сходится со всем и стремится к желанному Единству, а мир становится легким и прозрачным. Стоит только принять первую небольшую предпосылку, стоит лишь усвоить секретный язык, не задавать вопросов об определениях, довериться Методу. Поддаться ему, а значит — поверить. Как странно, что самые мрачные виды идеологической одержимости действуют подобным же образом.

Я обладал, пожалуй, достаточным запасом терпения, даже доброй воли, но мне не хватило смирения. Видимо, мой скептический дьявол оберегал меня от восторга и благодати Озарения. Я говорю об этом без гордости, с капелькой грусти. К концу оставалось уже только холодное наслаждение. Не удостоившись посвящения, не допущенный к Тайнам избранных, я опускался все ниже, в пекло эстетов. Воистину прекрасны все эти конструкции освобожденного разума — головокружительные пирамиды духов, воздушные замки, зеркальные лабиринты аллегорий, драгоценные животные и камни: зеленая яшма — знак света, голубой сапфир — истина, золотистый топаз — гармония.

Но эти мои странствия по старинным трактатам вовсе не были напрасными. Я извлек из них некоторую важную информацию. Известно, что секты и тайные союзы основывают свою доктрину на учении пророка-основателя, озаренного светом старинной традиции. Для розенкрейцеров таким пророком был Христиан Розенкрейц — немецкий дворянин, рыцарь гностики, который, совершая путешествие в Святую землю, в Дамаск, Африку и Испанию, получил от арабских мудрецов знания о вещах фундаментальных. Как и положено пророку, он жил долго, до ста семи лет (1378–1485). Вернувшись на родину, основал маленький монастырь и предался оккультным наукам. Как говорит легенда, через сто двадцать лет после смерти его нетронутое тлением тело открыли в подземной гробнице, имевшей форму часовни — некоего святилища. Описание этого сакрального строения, от которого не осталось и следа, выглядит как путеводитель по воображаемому музею символов. Помимо многочисленных предметов культа, скульптур, надписей, светильников, гаснувших, когда к ним приближался непосвященный, старых книг, сложных геометрических фигур на полу и изящных потолках, там удалось открыть также и зеркала, в которых чудесным образом сохранялись символы добродетелей — то есть то, что составляет содержание картины Торрентиуса.

Орден розенкрейцеров в течение нескольких десятков лет вел потайную жизнь в катакомбах. В это время проводились лихорадочные поиски влиятельных протекторов — князей и ученых; основывались международные «ложи», члены которых собирались на тайные конвенты; издавались анонимные книги. Осторожность была оправданной. Орден обвинялся в тесных контактах с Реформацией, решительно враждебном отношении к Риму и симпатиях к арабскому и еврейскому миру; в вынашивании планов уничтожения существующего общественного порядка, ну и, конечно же, в контактах с нечистой силой.

После долгого периода инкубации розенкрейцеры решились начать широкомасштабную открытую деятельность. Было принято решение, что уже наступил подходящий момент для воплощения в жизнь дела преобразования мира. Это произошло в 1614 году. Тогда был опубликован известный памфлет «Allgemeine und generelle Reformation der ganzen weiten Welt»[37]. Случайно ли, что именно этой датой помечен «Натюрморт с удилами»?

Вот так заканчивалась первоначальная версия моего очерка о Торрентиусе. Рукопись я положил в ящик стола. Я рассчитывал, что время станет работать на меня. Для того чтобы углубиться в столь трудную тему, требуется терпение алхимика.