Национальность – одессит (СИ)

— Месье, не могли бы вы назвать свою фамилию, чтобы я связался с Парижем и уточнил? — попросил управляющий. — Поймите правильно, у нас редко бывают иностранцы, а из России впервые за все время моей службы в банке.

После того, как я назвался, он вернулся в свой кабинет.

— Не тратьте время зря, пересчитайте и переведите во франки с учетом комиссии, чтобы мне потом не ждать, — посоветовал я кассиру, придвинув к нему пачку купюр и подсказав нынешний курс обмена.

— Хорошо, месье, — согласился он, развязал тесемку, полюбовался верхней купюрой, после чего убедился, что в пачке сто штук, произвел расчеты.

Еще минут через пять появился улыбающийся управляющий, с порога кивнувший кассиру и поливший меня словесным елеем:

— Извините за задержку, месье! У нас маленький город, редко бывают такие богатые клиенты, как вы! Мы с радостью примем у вас наличные или чек! — и приказал кассиру: — Антуан, обслужи уважаемого клиента!

— Я уже посчитал по курсу два франка шестьдесят шесть сантимов за рубль и вычел комиссию за обмен, — доложил тот.

— Всё правильно, — подтвердил управляющий, после чего заверил меня: — Больше такое не повторится! Вы всегда будете для нас желанным клиентом!

Когда я вернулся в магазин, Лилиан разрывалась между двумя платьями — красным и лиловым.

— Бери оба, — разрешил я.

Остальные покупки уже лежали в чемодане. Заплатил за всё сто семнадцать франков и добавил один, чтобы отнесли чемодан в гостиницу. В Анси высококвалифицированные рабочие получали в месяц меньше, чем я потратил в магазине за раз. Уверен, что к вечеру весь город будет знать о богатом придурке из России.

86

В годы моего детства зимы в Донбассе были холодными, снежными. Снег ложился месяца на три, и мы катались на лыжах в балке неподалеку от моего дома. Трасса была длиной всего метров сто, но наклонена круто, и в нижней части находился холмик, который служил трамплином. Опытным горнолыжникам она показалась бы смешной, а детворе — самое то. Помню лет в двенадцать пришел туда с пацанами и девчонками со своего двора уже по темноте. Дул холодный ветер. Начало лыжни освещал фонарь, висевший на столбе неподалеку. Овал света перемещался по верхней части склона, и укатанная, заледеневшая лыжня поблескивала. Остальные забоялись, даже на санках, а я рискнул. Простенькие деревянные лыжи с ремешками-креплениями скользили легко. На склоне я разогнался так, что ветер свистел в ушах и сердце колотилось от страха. Появилось нехорошее предчувствие, что трамплин не пройду. Летел высоко и планировал, как мне показалось, слишком долго. Это жуткое и восхитительное чувство полета запомнилось мне на всю жизнь. Приземлился удачно и выкатился за зону, где обычно останавливался, уходя на поворот. Скорость была слишком высока, лыжи не слушались моих ног, свободно ходивших в кожаных петлях, из-за чего оказался на целину, где торчали светлые тонкие стебли тростника, росшего вдоль берега ручья, протекающего по дну балки. Стебли ломались с хрустом, им подпевал снег под лыжами. Остановился я у проитвоположного склона. Ехать больше не хотелось. Сняв лыжи, вскарабкался наверх и предложил вернуться домой. Наверное, испугался, что не удержусь и сделаю вторую попытку, которая будет не такой удачной. С тех пор меня каждый раз тянуло съехать на лыжах в разных стрёмных местах, а инстинкт самосохранения удерживал от этого. Чем-то эти чувства напоминали желание и страх прыгнуть, когда стоишь на краю крыши многоэтажного дома.

В этом месте склон горы Семноз был пологий. Я доехал сюда на извозчике, которых в Анси можно пересчитать по пальцам, потому что мало кто пользуется их услугами, предпочитают ходить пешком, экономя деньги. Поднялись по накатанной дороге до лесопилки — длинному бараку с высокой каменной трубой, из которой поднимались вверх дым и пар, испускаемые паровым двигателем, крутившим две пилы. Они работали то вместе, то порознь, визжа от натуги. Прибывшая со мной Лилиан осталась на краю дороги, а я заскользил на таких же, как в детстве, простеньких лыжах между редкими кривыми деревьями к открытому пространству, где лес был вырублен. Оттуда помахал девушке, чтобы ехали вниз, встречали меня там.

Снег был подмерзший, похрустывал и вминался слабо. Высота слоя сантиметров двадцать, а в ложбинах и выше. Само собой, лыжни не было. Кроме меня, никому больше в голову не приходило кататься здесь. Местная детвора предпочитала съезжать с невысокого холма на окраине города. Я счел ниже своего достоинства присоединиться к ним. Сперва заскользил под углом. Двигался слишком медленно, приходилось отталкиваться палками. Тогда развернулся и покатил прямо вниз. Скорость набирал постепенно, поэтому не сразу понял, что разогнался немного чересчур, что надо бы подвернуть и притормозить.

Не успел, потому что левая лыжа врезалась то ли в камень, то ли в пень, громко хрустнула, ломаясь — и я кувыркнулся, удивившись тому, как закрутился заснеженный склон, меняясь местами с небом. При падении больно ударился правой ногой и услышал хруст еще раз, а потом въехал мордой личика в холодный колючий снег.