Национальность – одессит (СИ)

Потом мы отправились в ресторан «Татарский», который находился в здании гостиницы «Большая Московская», построенной года полтора назад на Дерибасовской напротив Городского сада. Дамы поехали на пролетке, а я прогулялся пешком. В ресторане перед Рождеством появился новый шеф, татарин по национальности, и заведение стало модным. В Одессе легко стать, но тяжело остаться.

Большую часть меню составляли обычные блюда русской и европейской кухонь, но был несколько татарских, точнее, кочевнических, которые я ел еще до появления этого племени. Наковырял из меню несколько таких блюд: тутырму (колбаса из конской печени с рисом), шурпу из баранины, манты, кыстыбый (обжаренные лепешки с пшенной кашей) и к ним итальянское белое пино-гриджо, а на десерт к чаю яблочную пастилу и уруму (хворост) с медом.

— Мне тутырму подать холодной под рюмку водки, а дамам — горячей, — объяснил я официанту.

Когда он принес водку и колбасу, сообщил, улыбаясь:

— Шеф спросил, не татарин ли вы?

— Поскреби русского — найдешь татарина, — процитировал я савойского графа Жозефа де Местра, «Санкт-Петербургские вечера» которого купил в Женеве и прочитал в «Северном экспрессе» по пути в Санкт-Петербург, где всё ещё вечерело.

Стефани, видимо, жестко проинструктировала младшую сестру, потому что та почти не говорила со мной, только короткие ответы. Зато с сестрой с восторгом обсудила пьесу. Послушав их, понял, чего надо избегать в статье для газеты «Одесские новости». Когда закончили трапезу, Вероник сразу заторопилась в меблированные комнаты, и Стефани пошла со мной, чтобы проводить ее до пролетки. Мне даже пришлось предупредить официанта, что мы не удираем по-английски.

Вернувшись за столик, моя содержанка спросила:

— Тебе что, пьеса совсем не понравилась?

— Несколько шуток были превосходны, — коротко ответил я.

— А исполнительница главной роли?! Разве не красавица?! — удивилась она.

— Не мой типаж, крикливо-броская, — объяснил я.

— Не понимаю я вас, мужчин. На вашем месте я бы все отдала, что завоевать ее, — заверила она.

Самые щедрые — те, у кого ничего нет.

— И зачем?! — в свою очередь удивился я. — Чтобы убедиться, что у нее тоже вдоль, а не поперек?!

Стефани поняла не сразу, а потом, сдержав смех, выдала комплимент:

— Ты пошляк! — и на всякий случай подсластила: — Но остроумный.

Приехав ко мне домой, она отправилась принимать ванну, а я — в кабинет, где, пока не ушли мысли, отстукал с массой ошибок (все равно откорректируют и перепечатают) свои впечатления о пьесе и ее театральном воплощении, закончив выводом, что Бернарду Шоу незачем было тягаться с Зигмундом Фрейдом, потому что тот тянет от себя.

89

Занятия в университете начались в понедельник шестнадцатого января. После третьей лекции я зашел в кассу, чтобы оплатить второе полугодие. Там было пусто. Начиная со второго семестра учебы в университете, студенты не спешат расставаться с деньгами. Кроме восьми обязательных, я оплатил те же, что и в прошлом полугодии, а из «химических» только за агрономическую, хотя до поступления посещал лекции весеннего полугодия. Преподававший ее, заслуженный профессор Петр Григорьевич Меликов не проявил инициативу, а я не стал навязываться.

Закрывая мне осенний семестр, он удивился, увидев, что дополнительно изучаю необязательные «агрономические» предметы:

— Собираетесь посвятить себя сельскому хозяйству?

— Пока нет, но кто знает, как жизнь повернется?! — ответил я, помнивший, какую важную роль играло сельское хозяйство в предыдущие тысячелетия. — Лишних знаний не бывает, их может только не хватать.

— Как я с вами согласен! — воскликнул он. — Я вот тоже собирался посвятить свою жизнь чистой химии, кислотам, но, благодаря тому, что изучал еще и агрономию, получил сравнительно быстро место экстраординарного профессора из-за внезапной смерти предшественника. Других кандидатов под рукой не было, а я числился на кафедре приват-доцентом.

После того, как казначей подсчитал общую сумму, оказавшуюся намного меньше, чем за осеннее полугодие, я спросил:

— Картузов, студент с юридического, заплатил уже?

— Нет-с! Они всегда платят с задержкой! — язвительно ответил он.

— Оплачивает восемь обязательных предметов? — продолжил я проявлять любопытство.

— Куда ему больше?! — усмехнулся казначей.

— Посчитайте, сколько он должен за лекции и сдачу экзаменов, и приплюсуйте, — попросил я.

— Как прикажете-с, — согласился он. — И не говорить, от кого?

— Ни в коем случае! — потребовал я и объяснил шутливо: — Ни одно доброе дело не остается безнаказанным, а если сохранится в тайне, то, может, проскочу!

На самом деле Игнату Картузову я отстегнул малость за наводку на Бессарабско-Таврический банк. Мы пересечемся в четверг во дворе, когда буду возвращаться в главный корпус на лекцию по электричеству. Это сейчас отдельный курс физики. Картузов курил в компании однокурсников, но оставил их, чтобы поздороваться со мной, перекинуться парой слов.

На чисто риторический вопрос «Как дела?» Игнат ответил подробно и хвастливо: