Через несколько дней после выходы номера с рецензией Алексей Семенович позвонил мне и рассказал забавную историю. Градоначальник Одессы генерал-майор Григорьев Аполлон Гаврилович, которому принадлежит крылатое выражение «Есть только две мировые партии: сытые и голодные», запретил постановку, поскольку главный герой — революционер, а прочитав мое мнение о ней, отменил свое решение со словами «Пусть смеются над этим идиотом». Теперь на пьесу аншлаг, причем билеты проданы на месяц вперед.
— Надо же, отрицательный отзыв оказался лучше положительного! — весело сообщил завотделом.
— Реклама не бывает хорошей или плохой. Она или сработала, или нет, — подсказал я.
— Вот об этом я и хочу поговорить, — продолжил он. — Директор театра предлагает вам контрамарку до конца сезона. Можете писать что угодно, но почаще.
— Передайте ему, что я хожу с дамой, поэтому мне нужны две билета в середине первого ряда амфитеатра и полнейшее инкогнито, чтобы никто из театральных не знал, кому они выданы, — потребовал я, надеясь, что оставят меня в покое.
Не тут-то было! Алексей Семенович позвонил на следующий день и предложил зайти и забрать билеты, которые доставили в редакцию, благо идти недалеко. Что ж, теперь буду уважающим себя одесситом, который ходит в театр бесплатно. За это приходилось писать статьи чаще, чем мне хотелось.
93
Ювелирная мастерская занимала анфиладу из четырех комнат на первом этаже. Мы зашли с черного хода и попали сразу в кабинет хозяина, довольно скромный, с одним окном, причем решетка из толстых прутьев была перед стеклами, а не снаружи, как делают обычно. Сляпано грубо, но надежно. Из мебели только стол с бронзовой чернильницей с двумя чашами для чернил, закрытых откидывающимися крышками с женскими головками наверху, высокий стул с мягкой матерчатой подушкой, на которой лежала еще одна, кожаная и сильно смятая, и узкий шкаф со стеклянными дверцами в верхней половине, в которой на полках стояли книги на идише, а в нижней лежали папки с документами, сшитые суровой ниткой квитанции, штук по сто в каждой пачке. В следующей комнате находился большой сейф той же фирмы, что и мой, и четыре рабочих стола ювелиров, работающих с камнями, судя по шлифовальным кругам и каким-то станочкам неизвестного мне назначения. В третьей работали с драгоценными металлами, потому что на каждом из шести столов были весы, маленькие паяльные лампы, тигли, еще какие-то приспособления для плавки и отливки, тисочки, наборы плоскогубцев и круглогубцев, керны, лобзики… Здесь все еще воняло керосиновой гарью. В четвертой комнате или первой от главного входа была приемная, разделенная деревянным барьером на две части. В большей для посетителей стояли два дивана и два журнальных столика с газетами, а в меньшей — длинный стол у барьера и два стула, возле одного из которых стояла стеклянная чернильница с положенным на нее пером темной ручки и деревянный стаканчик с запасной ручкой пером кверху и тремя заточенными карандашами, а у стены — шкаф, почти пустой, только початая пачка писчей бумаги, карандаши, ручки, бутылка с чернилами, ластики.
Я вернулся к сейфу во второй комнате, где Бубен и Хамец заканчивали завешивать окно плотным темно-зеленым одеялом, принесенным ими. Я прикрыл двери в соседние комнаты не до конца, чтобы выходил дым. Перетащил один стол от сейфа, зажег свечу, прилепил ее горячим воском к деревянному полу так, чтобы свет падал на боковую стенку, покрашенную в темно-серый цвет.
Подождав, когда освободятся подельники, потребовал:
— Следите внимательно. В следующий раз будете делать вы, — и начал собирать аппаратуру.
Им было интересно, потому что не понимали, как я с помощью двух баллонов собираюсь открыть сейф. Разве что взорву его.
Закинув карбид в баллон с водой, закрутил крышку, после чего соединил шлангами с резаком. На боковой стенке сейфа нарисовал мелом овал, лежащий на боку. Если не ошибся, в этом типе нет внутренней перегородки, поэтому с этой стороны будет удобнее вытаскивать содержимое. Надев солнцезащитные очки со стеклами янтарного цвета (других сейчас нет), приказал подельникам, чтобы открыли вентили.
Тихо зашипев, газы вырвались из сопла. Я поднес его к алому язычку пламени свечи — и, пыхнув сердито, появилась узкая синеватая струя. Мне показалось, что сейф вздрогнул, когда она коснулась его стенки. Завоняло горелой краской, которая вспучивалась и вспыхивала. Стенка была толщиной миллиметра три, поэтому потекла быстро. Я вел резак слева направо по верхней белой дуге, нарисованной мелом, а потом справа налево по нижней.
Когда овальный кусок стали упал на пол, Бубен выразился предельно красочно и эмоционально.
— Закрывайте вентиля, — приказал я. — И в следующий раз делайте это сразу, как вырезанное отвалится.
Между стенками был слой асбеста толщиной сантиметров пять. Я предполагал цемент или кирпичи, поэтому захватили молотки и зубила. Выковыряли быстро, после чего я опять зажег резак и сделал отверстие во внутренней стенке. Оно получилось немногоуже, потому что работать через первое было труднее.