Кстати, двенадцатого августа на него совершили очередное покушение во время приемного дня на даче. Два террориста, переодетые в жандармов, принесли в приемную бомбу в портфеле. Тридцать человек погибли, еще около семидесяти получили ранения. Среди последних были двое детей Столыпина. Правительство долго цацкалось с манкуртами, пыталось их вразумить, наказывая мягко, но всему есть предел. Покушение на премьер-министра стало красной линией. Царь Николай Второй понял, что следующим будет он, если беспредел не остановить. Через неделю в восьмидесяти двух губерниях, находившихся на военном положении, включая Херсонскую, в состав которой входила Одесса, были введены военно-полевые суды для совершивших тяжкие преступления. Приказом командира гарнизона из строевых офицеров назначали председателя (старшего офицера) и четырех судей. На основании данных, предоставленных жандармерией или полицией, без участия адвоката и прокурора, в течение сорока восьми часов суд выносили приговор, который в следующие сутки приводился в исполнение. Военных расстреливали, гражданских вешали. Примерили «столыпинский галстук» и трое террористов, убивших людей в кафе Либмана, а еще двое получили по семнадцать лет каторги. Поставленное на поток уничтожение манкуртов сразу дало результат: в Одессе всё реже взрывали бомбы и стреляли в полицейских и чиновников.
100
В осеннем полугодии я продолжил исправно посещать лекции и лабораторные и практические занятия. В мае придется сдавать экзамены по пяти предметам, и оценки пойдут в диплом. Надо, чтобы это были «весьма удовлетворительно». Мне захотелось получить диплом первой степени.
После лекции по курсу технической химии я подошел к заслуженному профессору Петриеву. Выглядел Василий Моисеевич не очень хорошо. В конце прошлого года он где-то подхватил туберкулез. Может быть, и раньше болел, сумев залечить, а теперь организм ослаб, начался рецидив.
— Я тут статейку написал о собственном варианте агрегата по производству камфоры. Взял за основу немецкий, добавил кое-что от американского, кое-что свое. Она установлена и работает на химическом заводе «Одесский целлулоид». Выдает процентов на пять больше немецкого и на десять-двенадцать — американского. Не знаю, будет ли это интересно «Записок Новороссийского общества естествоиспытателей»? — рассказал я.
— Без сомнения будет! Давайте! — радостно произнес он.
Я вручил ему рукопись.
— Это новый завод, который строится на окраине неподалеку от сахаро-рафинадного? — поднеся ко рту белый мятый платочек и покашляв глухо, спросил заслуженный профессор.
— Да, — ответил я. — Уже запустили производство камфоры и серной кислоты. Через пару недель будет готов агрегат азотной кислоты, а потом и целлулоидный цех.
— Вы сотрудничаете с ними? — поинтересовался он.
— Компаньон, младший, — поскромничал я. — Буду заведовать там химической лабораторией.
— Я думал, вы посвятите себя науке, — произнес он.
— Одно другому не помешает. Я оговорил условие, что не буду торчать там целый день, пока учусь и если устроюсь преподавателем. К тому же, будет своя лаборатория, и стабильный заработок не помешает, особенно в первое время после окончания университета, — поделился я планами.
— Это точно, — согласился он, вспомнив, судя по выражению лица, что-то грустное, наверное, собственные мытарства, пока не стал ординарным профессором.
Пересекая двор, чтобы попасть на занятия в физическую лабораторию, увидел в месте для курения Игната Картузова, облаченного в студенческую форму и курившего папиросы «Рекорд» по шесть копеек за десять штук, на пачке которых нарисована колесница с кучером, скакавшая по ипподрому. Видимо, выбрал эти не самые дешевые из любви к скачкам.
— Не видел тебя с начала учебного года, думал, ты уже закончил, — обменявшись рукопожатиями, сказал я.
— Еще нет. Надо пересдать государственное право, в мае завалили. Думал, что знаю всё, не стал повторять, а профессор Ренненкампф взъелся на меня, сволочь! Он в друзьях у родителей моих бывших «однопартийцев», — презрительно ухмыляясь, сообщил Игнат Картузов. — Ничего, на этот раз принимать будут другие. Мои покровители договорились.
— Важные люди? — полюбопытствовал я.
— Очень! Один звонок вчера — и мне на сегодня назначили пересдачу! — похвастался он. — И службу мне подыскали на зависть. Я думал в полицию пойти, а они договорились, чтобы меня приняли на обучение в Отдельный корпус жандармов.
— Я слышал, туда только офицеров берут после шести лет службы, — не поверил я.
— Так и было раньше, а сейчас у них стало слишком много работы, набирают и выпускников университетов, но только по рекомендации влиятельных людей, — поведал он.
— Дай угадаю: твои покровители из «Союза русского народа» или «Михаила-архангела»? — решил проверить я свои аналитические способности, вспомнив, что людям присуще кидаться из одной крайности в другую.
Игнат Картузов смутился и засопел.