Начальником единственной полубатареи был тридцатичетырехлетний капитан Кретилин Михаил Петрович, уроженец Херсонской губернии, потомственный военный — сын лейтенанта флота, погибшего в Русско-турецкой войне. Окончил Владимирский (в Киеве) кадетский корпус и Михайловское артиллерийское училище по первому разряду. В боевых действиях не участвовал. Форма сидит на нем, как влитая. Флегматичен, неразговорчив. Лицо напряженное, словно постоянно решает какой-то очень важный вопрос. Серые глаза с поволокой. Усы подстрижены очень коротко, как будто обязан иметь по статусу, но очень хочет сбрить.
Самым младшим офицером в батарее был поручик Рыбаков Борис Степанович двадцати пяти лет от роду, окончивший Тульскую гимназию и Михайловское артиллерийское училище. Высок, толст, причем пузо выпирает так, что пуговицы на кителе стоят рубом. Лицо круглое румяное, густые русые брови нависают козырьками над голубыми глазами, усы пушистые, а под ними пухлые, алые, всегда влажные губы. Оставленный без присмотра, что-нибудь жрет.
Еще один важный пока для меня человек — двадцативосьмилетний фельдфебель Якимович Антон Иванович, коротко стриженая голова которого была похожа на покрытый пушком персик. Светло-русые усы короткие, в форме низкого равнобедренного треугольника. Приметлив, исполнителен, хитроват. С командирами ладит, поэтому имеет должность и чин не по возрасту. Он сразу дал понять, что напрягать меня не будет, чего ждет и от меня, если вдруг останусь на сверхсрочную или буду призван по мобилизации. Не знаю, что рассказал нижним чинам Павлин, который привозит меня утром и ждет, когда освобожусь, болтая с нарядом на воротах, но относятся ко мне с уважением, причем не только из предусмотрительности.
— Господин вольноопределяющийся (так ко мне обращаются все, включая командира дивизиона), а правда, что вы в Порт-Артуре воевали? — как-то поинтересовался фельдфебель Якимович.
— Воевал — это громко сказано! — отмахнулся я. — Так, болтался на гаубичной батарее на Золотой горе, помогал нашим, пока начальник дивизиона не прогнал, и по пути в Мукден расстрелял конный разъезд из трех японцев.
На Золотой горе я действительно бывал, и командир дивизиона меня прогонял, когда начали стрелять по японскому миноносцу, так что сказал почти правду.
— Тогда понятно, откуда вы службу знаете! — сделал вывод фельдфеьель.
Он имел в виду мой уровень строевой подготовки и владения оружием. В первый же день меня погоняли по плацу, убедились, что знаю, где лево и право, умею делать разворот через плечо, отдавать честь за четыре шага и есть начальство глазами, после чего был освобожден от строевых занятий.
С оружием получилось еще интереснее. Через два дня батарею повели на стрельбище, то самое, на котором я оттягивался почти каждое воскресенье. Располагалось оно неподалеку. Старшим назначили поручика Рыбакова. Он мог отправиться верхом, но день был жаркий.
— Вы можете поехать на пролетке, — разрешил поручик, — и заодно меня подвезете.
Я согласился. Мы доехали быстрее. Караул узнал пролетку, поэтому без вопросов открыл ворота. Внутри нас встретил фельдфебель Губарев. Отдав честь поручику, он удивленно уставился на меня, одетого в солдатскую форму, правда, из тонкой льняной ткани, с белым ромбиком с синим крестом выпускника университета на правой стороне груди, пока не разглядел черно-желто-белый кант по краям погон, который положен вольноопределяющимся.
— Решили стать офицером, ваше благородие? — обратился он ко мне не по чину.
— Так точно! — признался я.
— Прикажите принести вашу винтовку? — предложил фельдфебель Губарев.
— Да, — согласился я.
— Откуда знаете его?! — удивленно спросил поручик Рыбаков.
— Иногда по выходным приезжал сюда отвести душу, — ответил я.
Само собой, стрелял я намного лучше остальных, что из винтовки, что из нагана.
— На дуэль вас лучше не вызывать! — пригладив пушистые усы, сделал вывод поручик, который решил потягаться со мной в стрельбе по мишени с десяти шагов.
За участие в поединке обоих приговаривают к виселице, но часто заменяют на разжалование в рядовые или каторгу.
125
В воскресенье шестого июля я отправил Вероник к маме в Кишинев, потому что через четыре дня отправлялся на летний лагерный сбор неподалеку от Очакова. Участие хотя бы в одном таком мероприятии — обязательное условие для получения офицерского чина. Отправились своим ходом, верхом и на повозках. Каждую пушку со стальным лафетом и деревянными колесами, но без бронещита, тянула шестерка лошадей. Зарядные ящики с восьмьюдесятью восьмью снарядами в каждом — четверка. Мне разрешили ехать на пролетке. К концу третьего дня добрались до места назначения.