Национальный предрассудок. Эссе, дневники, письма, воспоминания, афоризмы английских писателей

В это время я жил в Марло и часто приходил погостить у него несколько дней. В конце августа 1815 года мы совершили путешествие вверх по Темзе, в Лечлейд, и даже дальше – пока река совсем не обмелела. Лето было засушливое, и нам удалось подняться лишь немногим выше Инглшэмской запруды – тогда еще ветхой подвижной плотины, пригодной для судоходства, а не неподвижного сооружения, как теперь. В те годы река еще была судоходной до самого Криклейда. Качаясь по ветру и уныло поскрипывая, висел на цепи одинокий шлюз. Когда мы увидели, что посреди реки стоит стадо коров, а вода едва прикрывает им копыта, то поняли: наше путешествие подошло к концу. Старый Виндзор был отправным и конечным пунктом нашего путешествия, которое в общей сложности продолжалось около десяти дней. Думаю, что именно тогда Шелли по-настоящему пристрастился к гребле, которой потом с увлечением занимался всю оставшуюся жизнь. Когда мы плыли вверх по течению, в сторону Оксфорда, он так плохо себя чувствовал, что боялся, как бы не пришлось ему возвращаться. Питался он исключительно бутербродами, запивая их чаем, иногда пил какой-то искусственный лимонад, который сам делал из порошка и называл «пимперлимпимп», так как в это время читал «Сказку бочки»[285]. Он обратился за помощью к врачу, но лучше ему, по-моему, не стало.

– Если бы врач позволил мне назначить свой курс лечения, я бы вас мигом вылечил, – сказал я Шелли.

– А что бы вы мне прописали? – спросил он.

– Три бараньих отбивных с перцем, – ответил я.

– В самом деле?

– Совершенно в этом уверен.

Он меня послушался, и мое средство подействовало незамедлительно.

Остаток пути Шелли ел то же, что и я, энергично греб, был весел, бодр, жизнерадостен. Всю неделю он пребывал в самом лучшем расположении духа. На два дня мы остановились в уютной гостинице в Лечлейде, где и были написаны строки «Летний вечер на Темзе в Лечлейде». С нами был мистер Шелли (младший брат поэта), который вел дневник нашего путешествия. Думаю, дневник этот не сохранился.

Всю зиму 1815–1816 годов Шелли мирно прожил в Бишопсгейте. Мистер Хогг приходил к нему пешком из Лондона, а я, как и раньше, из Марло. Мистер Хогг называл эту зиму «аттической», так как ничем, кроме греческого, мы в то время не занимались. Насколько я помню, больше у Шелли зимой никто не бывал. Заходили, правда, один-два человека, но задерживались недолго, так как видели, что хозяин к ним явно нерасположен. Единственным исключением был врач – квакер, доктор Поуп из Стейнса. Этот почтенный пожилой джентльмен не раз бывал у него, причем в качестве друга, а не врача. Он очень любил поговорить с Шелли о теологии. Поначалу Шелли уклонялся от подобных тем, говоря, что его взгляды могут прийтись доктору не по вкусу, но тот отвечал: «Я всегда рад слушать вас, дорогой Шелли. Ведь вы, я вижу, человек незаурядный».

В это время Шелли писал «Аластора». Он никак не мог придумать заглавия, и я предложил назвать поэму «Аластор, или Дух уединения». Греческое слово Alastor означает «злой гений», хотя смысл этих двух слов несколько иной – как в Faneis Alastor papos Эсхила. В поэме дух уединения изображается как дух зла. Правильное значение слова я привожу здесь потому, что многие полагают, будто Аластор – имя героя поэмы.

Зимой Шелли опубликовал эту поэму вместе с еще несколькими стихотворениями.

В самом начале лета 1816 года Шелли вновь охватила тревога, и поэтому он во второй раз отправился в Европу. Как уже не раз бывало, перед самым отъездом к поэту явился какой-то таинственный незнакомец, которого никто, кроме него, не видал, и предупредил, что, если он немедленно не уедет, в самом скором времени ему угрожает опасность.

В тот день, когда к Шелли явился этот загадочный гость, в доме на Бишопсгейт, кроме меня и хозяев, никого не было. Днем я вышел в холл за шляпой, намереваясь отправиться на прогулку. Шляпа Шелли висела на месте, а моей не было. Где ее искать, я понятия не имел, но поскольку гулять без шляпы я не мог, то вернулся в библиотеку. Спустя некоторое время вошла миссис Шелли и пересказала мне то, что услышала от мужа: о посетителе и принесенной им вести. К ее рассказу я отнесся довольно скептически, миссис Шелли ушла, и вошел сам Шелли с моей шляпой в руке.

– Мэри говорит, вы не верите, что у меня был Уильямс, – сказал он.

– Я просто сказал ей, что история выглядит не совсем правдоподобно.

– Вы знаете Уильямса из Тремадока?

– Да.

– Это он и был. Уильямс пришел предупредить, что отец с дядей сговорились упечь меня в сумасшедший дом. Он очень спешил, не мог ждать ни минуты, и я вышел проводить его до Эгхема.

– Какую шляпу вы надели?

– Вот эту.

– Пожалуйста, наденьте ее сейчас.

Он надел, и шляпа тут же съехала ему на нос.

– В этой шляпе вы не могли пойти в Эгхем.

– Понимаете, я схватил ее впопыхах и всю дорогу, наверное, нес в руке. Я действительно дошел с Уильямсом до Эгхема, и он рассказал мне все то, что я передал вам. Как вы недоверчивы!

– Раз вы сами уверены в том, что говорите, почему вас так смущает мое недоверие?