Национальный состав Красной армии

Возвращаясь к практике национальных воинских формирований, советское политическое и военное руководство рассчитывало на то, что однородная языковая и культурно-ментальная среда в них будет способствовать ускорению боевой подготовки бойцов нерусской национальности, повышению ее качества, укреплению дисциплины в подразделениях и стойкости личного состава, особенно устранению языкового барьера. Бывший командующий войсками Закавказского фронта генерал армии И.В. Тюленев отмечал вставшую в полный рост в начале войны языковую проблему как главную в принятии руководством страны решения о воссоздании национальных частей[733].

Хронологически первыми национальными формированиями периода Великой Отечественной войны стали соединения не из уроженцев Кавказа или Средней Азии, а укомплектованные жителями Прибалтики. Решения о национальных формированиях Красной армии в прибалтийских республиках принимались советским правительством вне связи с формированием несколько позднее кавказских, среднеазиатских и иных национальных частей.

Основой для формирования прибалтийских национальных частей послужили описанные выше двухдивизионные территориальные стрелковые корпуса, созданные в сентябре 1940 г. на основе «народных армий». Фактически это были уже готовые соединения численностью около 6 тыс. человек на дивизию, укомплектованные профессиональным командным и обученным рядовым составом местных национальностей[734]. Советское руководство предпринимало усилия по чистке командного состава от нелояльных советской власти кадров[735] и организации в частях партполитаппарата[736]. С началом войны все три прибалтийских корпуса приняли участие в боевых действиях, понесли тяжелые потери и утратили единую организацию.

В августе – октябре 1941 г. эвакуированное в Москву партийное и советское руководство всех трех прибалтийских республик по очереди (независимо друг от друга) обратилось к руководству страны с предложениями о сформировании национальных частей Красной армии, организационную основу которых должны были составить остатки территориальных корпусов.

При рассмотрении истории прибалтийских дивизий необходимо иметь в виду, что населявшие регион народы не считались политически благонадежными и в начале войны не призывались в Красную армию в общем порядке. На зловещие признаки «вредной и ничем не оправданной латышебоязни», выражавшейся в «резком сокращении количества бойцов из латышей», уже 14 июля 1941 г. – через три недели после начала войны – секретарь ЦК КП(б) Латвии Я.Э. Калнберзин обращал внимание партийного руководства страны[737]. В это катастрофическое время 24-й латвийский территориальный корпус был выведен во второй эшелон, а его командный состав принудительно увольнялся из Красной армии![738] Нетрудно догадаться, что могло последовать после этого. «Прелести» фактически каторжного труда в рабочих колоннах на лесоповалах и строительстве дорог осенью и зимой 1941 г. успели испытать на себе военнообязанные эстонцы, формирование национальных соединений для которых задержалось дольше всех. Так что, активно лоббируя национальные формирования, прибалтийские коммунисты не только доказывали свою лояльность, но и фактически спасали мужское население от участи советских немцев, румын и прочих народов, считавшихся «родственными» врагу.

Уже 3 августа 1941 г. по предложению ЦК КП(б) Латвии Государственный Комитет Обороны постановлением № 383сс разрешил сформировать латышскую стрелковую дивизию (впоследствии получившую номер 201), на укомплектование которой следовало обратить «социально близкий» советскому строю контингент: «бойцов бывшей рабочей гвардии, милиции, партийно-советских работников и других граждан Латвийской ССР, эвакуированных на территории РСФСР»[739]. Формирование дивизии было поручено ЦК КП(б) Латвии и СНК Латвийской ССР совместно со штабом Северо-Западного фронта. Фактически на формирование латышской дивизии были обращены остатки 24-го стрелкового корпуса, контингенты военнообязанных, выведенных из республики, а также выпуск Рижского пехотного училища, эвакуированного в город Стерлитамак.