Национальный состав Красной армии

Проведенный комплексный анализ учетно-статистических материалов, отражающих комплектование армии личным составом за весь период войны, убедительно показал, что основную тяжесть вынес на своих плечах русский народ, перманентно испытывавший демографическую перегрузку, которую можно выразить в значительном превышении удельного веса русских в рядах Красной армии над их удельным весом среди населения (максимума он достиг к началу 1943 г. – 70,2 % в рядах Красной армии против 52 % среди населения). Кроме русских многие другие народы СССР также испытывали кратковременные демографические нагрузки. Это зависело от стратегической обстановки на фронте, социально-политического положения в регионах комплектования и иных факторов. В остальное время их удельный вес в рядах войск не превышал удельного веса среди населения или даже был ниже за счет повышенной нагрузки на русских. Иными словами, участие населявших Советский Союз народов в военной организации государства не было пропорциональным их доли среди населения СССР. В период Великой Отечественной войны, потребовавшей предельного напряжения демографических ресурсов государства, это неравенство проявилось наиболее рельефно. Содержательно его можно выразить как минимум пятью моделями или способами использования этноресурсов для комплектования Красной армии. Эти модели сформулированы по итогам исследования и представлены на диаграмме 12[1452].

Они охватывают 98 % населения Советского Союза.

Прямой линией на каждом из графиков отражен удельный вес данного этноса или совокупный удельный вес группы этносов среди населения Советского Союза, рассчитанный по данным Всесоюзной переписи населения 1939 г. и расчетных данных ЦСУ Госплана СССР с учетом населения присоединенных в 1939–1940 гг. к СССР западных областей Украины, Белоруссии, стран Балтии и Бессарабии. По этим данным перед войной численность населения страны составляла 193 077,3 тыс. человек[1453].

Итак:

– «русская», свойственная исключительно для русского народа, характеризовавшаяся перманентной демографической перегрузкой в течение всей войны (диаграмма 12.1);

– «западная» (украинцы, белорусы, молдаване, народы Балтии), отличавшаяся относительно слабым использованием людских ресурсов в первые годы войны и резким усилением нагрузки в последние годы войны (диаграмма 12.2);

– «закавказско-среднеазиатская» (армяне, азербайджанцы, грузины, казахи, узбеки, туркмены, таджики, киргизы), характеризовавшаяся усилением нагрузки на людские ресурсы в первую половину войны и ослаблением ее во вторую (диаграмма 12.3);

– «тюркско-угорско-еврейская» (народы Поволжья и восточных регионов РСФСР: поволжские татары, башкиры, мордвины, чуваши, удмурты, марийцы, а также евреи), отличавшаяся относительно равномерным использованием людских ресурсов в течение всей войны, в связи с чем кривая представительства в Красной армии значительно меньше, чем в других моделях, отклоняется от линии среднего представительства среди населений (диаграмма 12.4);

– «ограничительно-репрессивная» (немцы, крымские татары, калмыки, корейцы, греки, горцы Северного Кавказа и др.), выделявшаяся среди прочих целенаправленным сокращением (вплоть до полного запрета) использования людских ресурсов определенных национальностей в течение всей войны (диаграмма 12.5).

В качестве необходимого комментария к описанным моделям нужно отметить, что оформление и функционирование второй и третьей моделей было напрямую связано с условиями стратегической обстановки на советско-германском фронте: ослабление использования ресурсов «западных» этносов СССР в начале войны было вызвано временной потерей значительной части европейской территории СССР в первые годы войны. Усиление использования ресурсов закавказских и среднеазиатских народов в этот период носило компенсаторный характер по отношению к группе «западных» народов СССР. Во второй половине войны эти модели поменялись местами. Относительная сбалансированность удельных показателей призыва и доли среди населения страны по четвертой модели объяснялась тем, что вошедшие в нее народы не подвергались экстремальному воздействию фронтовой обстановки в местах их этнических ареалов – их территория не оккупировалась врагом и не подвергалась прямой угрозе оккупации. Функциональное назначение пятой модели состояло не в изыскании ресурсов для пополнения армии, как у первых четырех, а, напротив, в их изъятии из общего массива мобресурсов страны. Наконец, первая, «русская» модель не только формировала несущий хребет Красной армии, но и за счет дополнительного напряжения этноресурса русских компенсировала недобор, образовывавшийся в результате реализации остальных четырех моделей.