Национальный состав Красной армии

При правильной постановке работы местных военных органов военный учет населения всегда предшествует призыву и мобилизации. Более того, учет дает основания для мобилизационных расчетов. Однако в условиях гражданской войны и неразвитости военных аппаратов почти повсеместно мобилизация сопровождала учет или даже опережала его. В этом случае административным единицам давалась разверстка на определенное число новобранцев[443]. Особенно экзотическими были мобилизации кочевников-киргиз (казахов). Обширность территории, отсутствие воинского и вообще какого-либо учета движения населения, невозможность установить возраст призывника, повальная неграмотность, отсутствие военных специалистов местных национальностей, слабость советских аппаратов на местах, отсутствие пролетариата[444] – вот далеко не полный перечень проблем, которые предстояло решить. В отличие от царской администрации большевики не видели здесь непреодолимых препятствий и готовы были мириться с огромными издержками на этом пути, прибегая к любым способам убеждения и принуждения к защите нового строя. Тем более что «освоение» людского ресурса кочевников сулило большой «куш»: численность всего киргизского населения (вместе с кара-киргизами) оценивалась в 5785,8 тыс. человек, а вместе с киргизами (казахами), рассеянными по Оренбуржью и другим степным областям, могла достигать 8 млн человек[445]. Вся эта масса людей никогда ранее не привлекалась к обязательной военной службе.

При всей кипучей деятельности в области мобилизаций длительное время центральные органы военного управления имели самое смутное представление как о прошедших призывах, так и об остатках людских ресурсов, годных к призыву. Национальные военкоматы, как правило, не подчинялись окружным управлениям и не предоставляли им никаких сведений[446]. Всероссийский Главный штаб, в свою очередь, не всегда имел с ними устойчивых контактов. Впрочем, к исходу второго года войны военный учет и его статистическое обобщение только налаживались в масштабах всей Красной армии.

11 декабря 1919 г. врид начальника управления Мобилизационного управления Федоров[447] представил начальнику ВГШ справку «Об использовании призывавшихся на территории Республики инородцев», содержавшую лишь самую общую и разнородную ситуацию о состоявшихся у ряда народов призывах (перечислены калмыки, башкиры, киргизы (казахи), эстонцы, латыши, татары, мещеряки, тептяри, мусульмане и китайцы). Из справки выясняется наличие единой установки: для комплектования обычных частей РККА призывать все национальности; для комплектования национальных частей – призывать только возрасты, не призванные в общем порядке.

Практика же была самой разнообразной. В азиатской части страны, как правило, дело ограничивалось отдачей общей директивы центральных органов военного управления (РВСР, ВГШ) местному военкомату, который организовывал мобилизацию согласно своим возможностям. Нередко призванные по мобилизации использовались для местных нужд (прежде всего для комплектования национальных частей). Центральные органы, как правило, могли рассчитывать лишь на излишки мобилизованных, однако таковых местные ревкомы старались вернуть в народное хозяйство, демобилизовав или отправив на трудовой фронт внутри республики.

С начала 1920 г. Всероглавштаб предпринимал настойчивые попытки привести мобилизационную практику в национальных регионах к общероссийской, мотивируя это тем, что в отношении нерусских народов не предусматривалось каких-либо исключений по призыву. Например, первая мобилизация в Киргизском крае была объявлена местным ревкомом 24 января 1920 г. Мобилизации подлежали молодые люди возрастом от 20 до 25 лет. Начальник Мобупра Всероглавштаба В. Авилов требовал объяснений, почему призваны были только эти возрасты, а не все возрасты, уже призванные на территории РСФСР[448]. Местным военкоматам рассылались требования об информировании о произведенных ранее мобилизациях[449].