В дальнейшем практика концентраций
расширялась, причем чаще всего стихийно, явочным порядком. Такая форма «сведения нацмен в подразделениях в номерных частях»[581] получила распространение во всех военных округах. Так, в Западном военном округе поляки сосредоточивались в 3-й стрелковой дивизии, татары – в 3, 15 и 24-й, немцы – в 45-й, молдаване – в 51-й и т. д.[582] В СКВО с молодым пополнением в 1925 г. татар прибыло так много, что в 28-й Горской стрелковой дивизии они были сведены сразу в девять национальных рот[583].В 1925 г. численность подразделений четырех наиболее многочисленных национальностей (татар, немцев, чувашей, молдаван) достигла 94 рот и 19 взводов. В том же году концентрация
затронула и другие национальности срочнослужащих 1903 г. рождения, не охваченных национальным военным строительством: башкир, вотяков, коми-зырян, коми-пермяков, черемисов, мордвин и корейцев. К концу 1925 г. общая численность не отдельных национальных подразделений составила 132 роты и 55 взводов. Концентрацией было охвачено 75 % нерусского призывного контингента, что было признано руководством Красной армии «большим достижением»[584], а сама практика концентраций наряду с национальными формированиями объявлена «одним из двух основных русел» в национальном военном строительстве[585]. В процесс концентраций в середине 1920-х гг. были вовлечены десятки тысяч военнослужащих нерусской национальности.В 1925 г. в докладе Политуправления РККА отмечалось, что по результатам призыва молодежи 1903 г. рождения удельный вес «нацменьшинств» в Красной армии достиг 8 %, и это, что важно, без учета украинцев, белорусов, а также «национальностей, обеспеченных нацформированиями, – грузин, армян и тюрок»[586]
. Столь многочисленное пополнение националов не могли вобрать в себя едва созданные в плановом порядке национальные формирования. Значительную их массу приняли подразделения, созданные в порядке концентраций. Эта мера, как считалось, себя оправдала «в смысле большей успеваемости в учебе и, особенно, в политическом их развитии»[587].По мере выяснения общего культурного уровня призываемых контингентов, в политику концентраций
вносились коррективы. Уже начиная с 1926 г. националов, в целом владевших русским языком (таковыми считались мордвины, чуваши, вотяки), распределяли в так называемых номерных частях, не создавая для них отдельных строевых единиц[588]. Причем среди представителей этих народов не было единого мнения о наиболее удобной для них форме прохождения службы. Например, в 1925 г. отмечалось недовольство призывников-мордвин, которые в большинстве своем обрусели и хорошо владели русским языком, тем, что «их выделяют в отдельные строевые единицы»[589]. Однако нередки были и прямо противоположные случаи. Так, в 1929 г. с пополнением призыва 1907 г. рождения в части Московского военного округа прибыло около 350 марийцев, 500 мордвин и 300 поляков. Из-за отсутствия необходимых национальных командных кадров было решено распределить их равными частями по пяти стрелковым дивизиям (по 12 человек на стрелковый полк). В результате «за шесть месяцев значительное их число ушло из армии в результате опротестования по болезни и другим признакам». Заместитель начальника Политуправления округа Хрулев признавал, что, если бы «националы» изначально были объединены в национальные подразделения, этой «крупнейшей ошибки» удалось бы избежать[590]. Также неправильной считалась переброска контингентов «националов» из одного округа в другой. Например, значительная часть татар, призвавшись на территории ПриВО, направлялась для прохождения службы в САВО и СКВО[591].Для народов, «культурно наиболее развитых и русским языком в большинстве владеющих, к тому же распыленных по всей территории СССР», таких как латыши, эстонцы (проживавшие не в Прибалтике), евреи, поляки, концентрация
также признавалась излишней[592]. В случае с поляками принималось во внимание также политическое недоверие к ним со стороны советской власти в связи с недавней войной и напряженными отношениями Советского Союза с Польшей[593].