Национальный состав Красной армии

В целом, согласно справке начальника Управления устройства и службы войск ГУ РККА А.М. Вольпе от 18 июня 1927 г., при запланированных в действовавшей на тот момент редакции плана 56 043 человека личного состава национальных формирований налицо имелось лишь 29 489 человек, значительную долю которых составили украинские, белорусские и закавказские части[604]. Штаб РККА внес их в общие оперативные планы Красной армии и в мобилизационное расписание. Эти дивизии формировались по общему штату, а их личный состав проходил единый с номерными частями курс обучения[605]. Темпы же формирования национальных частей в САВО, СКВО, ПриВО отставали от запланированного графика.

Кроме того, специфические проблемы возникли при развертывании национальных кавалерийских частей, где дефицит качественных людских ресурсов усугублялся недостатком кавалерийского конского состава в связи с сокращением его поголовья[606] и дороговизной содержания этого рода войск. В марте 1927 г. заместитель начальника ГУ РККА В.Н. Левичев и начальник Управления устройства и службы войск ГУ РККА А.М. Вольпе сообщали в Штаб РККА, что строительство национальных кавалерийских частей придется строго увязывать не только с пятилетней программой национального строительства, но и с трехлетним планом РВС СССР развития стратегической конницы (принят в 1925 г.).

Под стратегической конницей в этот период понимались, по определению инспектора кавалерии РККА С.М. Буденного, «крупные соединения конницы, усиленные мехсоединениями и авиацией, действующие в оперативном взаимодействии с армиями фронта, самостоятельной авиацией, воздушными десантами»[607]. По состоянию на декабрь 1925 г. этот род войск состоял из девяти кадровых, двух территориальных кавалерийских дивизий и восьми отдельных кавалерийских бригад[608]. Некомплект верховых лошадей составлял на этот момент 60 %. В связи с приоритетностью плана развития стратегической конницы национальные кавалерийские формирования были обречены на отставание и укомплектование по остаточному принципу[609]. Программа национальных кавалерийских частей в том виде, в котором она была утверждена в 1925 г., уже в 1927 г. была признана «по своему объему невыполнимой»[610].

* * *

Курс на формирование национальных воинских частей в составе Красной армии в начале 1920-х гг. был вызван мощным политическим давлением с мест и в немалой степени являл собой уступку союзного центра эмансипировавшимся в период Гражданской войны национальным окраинам страны, поддержавшим советскую власть и требовавшим наделения их действенными инструментами национальной государственности, каковыми стали политика коренизации и программа национальных воинских формирований. С другой стороны, строительство национальных воинских частей отвечало и идеологическим интересам советского правительства, поскольку национальные части были органично вплетены в концепт мировой революции, в осуществлении которой им отводилась роль застрельщиков, передового отряда на случай продолжения революционной экспансии за пределы Советского Союза. На внутренней арене национальным формированиям отводилась роль культуртрегерского института и двигателя социалистического строительства для «отсталых» народов. Внешнеполитическая и внутриполитическая функции национальных формирований в политике руководства СССР в 1920-х гг. не противоречили друг другу, а, напротив, составляли синкретическое функциональное единство.

Несмотря на важное идеологическое и политическое значение, которое придавалось нацформированиям, в структуре центрального аппарата РККА так и не сложилось специального органа для руководства и координации их строительством, хотя попытки к этому предпринимались. Это обстоятельство можно считать одним из ключевых факторов, помешавших последовательной институционализации национальных формирований и сделавших их уязвимыми перед конъюнктурными реорганизациями и импровизациями. Примером тому служат концентрации – явление хотя и легальное, но не контролируемое, инициативное, приведшее к повсеместному внеплановому возникновению суррогатных национальных формирований.

Установлено, что в связи с различным культурным уровнем советских этносов и традициями военной службы темпы и качество формирования и боевой подготовки национальных формирований существенно отличались: части, укомплектованные славянами и представителями закавказских, поволжских народов, уже во второй половине 1920-х гг. по уровню боевой подготовки встали вровень с прочими номерными частями и были включены в мобилизационный план, в то время как части, комплектовавшиеся представителями народов Северного Кавказа, Казахстана и Средней Азии, требовали еще значительной работы. Главными причинами задержек являлись нехватка национальных командно-начальствующих кадров, а также материальные сложности. Уже в конце 1920-х гг. программа нацформирований требовала балансировки и уточнения.