Анализ документов показал, что абсолютный и особенно относительный (в масштабах всей Красной армии) прирост списочной численности нацформирований во второй половине 1930-х гг. действительно замедлялся, что отражало их упадок на фоне бурного развития технических родов войск. В начале 1938 г., после фактического упразднения национального статуса украинских и белорусских частей, общая списочная численность национальных формирований по мирному времени составляла 27 239 человек при штате 25 378 человек, причем доля представителей титульных национальностей в них была относительно невелика – 69 % (18 695 человек). При мобилизационном развертывании национальные формирования должны были достигать численности 138 739 человек[672]
. Для сравнения: общая списочная численность РККА мирного времени на 1 января 1938 г. составляла 1 215 601 человек[673]. На военное время по мобплану 1937 г. МП-6 она разворачивалась до численности 4830,8 тыс. человек[674]. Таким образом, численность нацформирований по штатуБыстрое наращивание численности армии и переход к экстерриториальному распределению пополнений делали штатную емкость национальных формирований недостаточной для приема возраставшего потока пополнений из союзных и автономных республик, а значит, и для формирования существенного мобилизационного резерва из представителей нерусских этносов. А в
Комдив Баринов довольно точно предсказал сложности с укомплектованием многих нацформирований, проявившиеся в годы Великой Отечественной войны, если только их состав целенаправленно не поддерживался национальными пополнениями, что происходило далеко не всегда. Нельзя не отметить, что в 1938 г. необходимость поддержания национального баланса таких формирований уже понималась как ненужное бремя, в то время как полтора десятилетия назад, в начале 1920-х гг., в интересах политической интеграции национальных окраин эти издержки считались неизбежными даже в ущерб боеспособности Красной армии и очевидная мысль о сложности пополнений в военной обстановке никем всерьез не обсуждалась.