Национальный состав Красной армии

Анализ истории национальных формирований в 1930-х гг. был бы неполным вне общего контекста развития национальной политики в СССР в этот период. На первую половину десятилетия пришлось постепенное сворачивание политики коренизации, которая с середины 1920-х гг. интенсивно, нередко под сильным административным нажимом, насаждалась по всей стране. С одной стороны, сказались общие методологические ошибки при реализации этой программы, связанные с нереализуемой в короткие сроки ставкой на выдвижение национальных кадров и обеспечение гегемонии национальных языков. С другой стороны, произошел фактический отказ от идеи мировой революции (водоразделом считается XVII съезд ВКП(б), проходивший в начале 1934 г.) как стратегической цели и замены ее национальным государством. Цементирующим государствообразующим элементом новой этнополитической общности – советской нации – выступал русский народ. Концепт «русский народ – старший брат в семье советских народов» нес в себе прямо противоположный коренизации идеологический заряд, выдвинув на первое место русский язык, русскую историю, русскую культуру. Национальные воинские формирования на фоне отказа от политики коренизации выглядели анахронизмом, хотя и просуществовали несколько дольше – до конца 1930-х гг. Во второй половине 1930-х гг. ЦК ВКП(б) и правительство приняли целый ряд политических и нормативно-правовых документов, направленных на изменение национальной политики: постановления Оргбюро ЦК ВКП(б) «О ликвидации национальных районов и сельсоветов», «О ликвидации национальных школ и отделений в школах» от 24 января 1938 г. и «Об обязательном изучении русского языка в школах национальных республик и областей» от 13 мая 1938 г., постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О ликвидации и преобразовании искусственно созданных национальных районов и сельсоветов» от 29 февраля 1939 г. и другие[676].

Репрессии, охватившие Красную армию и особенно высший и старший командный состав в 1937–1938 гг., безусловно, стали еще одним фактором, повлиявшим на судьбу национальных формирований. В гнетущей атмосфере массовых репрессий жупел борьбы со шпионажем и военными заговорами в армии не мог обойти стороной национальные части. При некоторой фантазии теперь они могли квалифицироваться как эпицентры местного национализма и проводники этнического шпионажа в пользу соседних государств. Во время создания нацформирований в 1920-х гг. этническая близость их бойцов населению соседних стран считалась преимуществом, поскольку должна была облегчить продвижение революции за пределы Советского Союза. Теперь же, напротив, это же обстоятельство вызывало подозрения. В 1930-х гг. осложнение международной обстановки стало ассоциироваться с конкретными западными нациями, а их «подрывная работа» нацеливалась на определенные советские этносы, наиболее к ней чувствительные в силу своего этнического родства. Например, высказывались мнения о том, что финские шпионы проникали в Красную армию через карельские национальные части, иранские – через азербайджанские, турецкие – через грузинские, японские – через бурятские[677] и т. д. Говоря о национальных частях, первый замкомвойсками ОКДВА Я.К. Берзин предостерегал коллег: «Наш сосед этих частей не забывает и среди них есть люди, работающие не на нас, а на чужих»[678]. С сентября 1937 г. кампания по вскрытию «национальных буржуазных групп» велась в национальных частях САВО[679]. Во всех соединениях такие группы были обнаружены. В октябре 1937 г., после разгрома «антисоветских организаций» в недрах партийного руководства среднеазиатских союзных республик, секретарь ЦК ВКП(б) А.А. Андреев предложил И.В. Сталину перевести узбекские и таджикские национальные формирования в европейскую часть СССР, поскольку разоблаченное руководство республик «ставило серьезную ставку на эти национальные воинские части; будут попытки и впредь из Афганистана, Ирана и Турции вести в них враждебную работу»[680]. На документ наложена положительная резолюция Сталина с указанием «предварительно почистить» национальные части[681].