Частично аргументы к предыдущему тезису подтверждают и данный тезис. Если планируется агрессия, мотивированная человеконенавистническими идеологиями, желанием захватить чужую территорию, превратив ее в колонию и лишив жителей гражданских прав, такую войну, с точки зрения международного права[266]
, уже можно назвать преступной. В то же время существуют и другие подтверждения. Еще до начала агрессии были изданы различные приказы, инструкции, чтобы предать действиям военных и гражданских структур Германии иллюзию «легитимности», создать псевдоправовые условия для армии и администраций. Эта система нормативных актов в современной немецкой историографии получила название «преступные приказы». К ним относятся, в частности, «Приказ о комиссарах» от 6 июня 1941 г., «Приказ о применении военной подсудности в районе Барбаросса и об особых мерах войск» от 13 мая 1941 г., «Инструкции о поведении войск на Востоке» от 4 июня 1941 г. и ряд других. В первые месяцы войны к ним прибавились новые распоряжения, в частности приказы № 8 и 9 РСХА. Эта псевдоправовая база предоставляла агрессору возможность вершить собственную «юстицию», невзирая не только на соображения гуманизма и международные обязательства Германии, но и на действовавшее на тот момент германское национальное законодательство. Таким образом, в соответствии с мотивациями войны, она уже заранее планировалась как «особая война», в которой массовые нарушения прав человека (грабежи, убийства, лишение людей возможности получать пищу, неоказание медицинской помощи, принудительный труд) становились «обыденностью». В современной германской историографии существует полный консенсус в отношении оценки преступного характера псевдоправовой базы политической и военной верхушки нацистской Германии, служащей доказательством «запрограммированной» преступности и самой войны. Кристиан Штрайт отмечает:6. Война против СССР с первых дней осуществлялась преступными методами.