В-третьих, высшие германские офицеры действительно верили в слабость Красной Армии с учетом своих представлений о военной мысли и информации о репрессиях в РККА, хотя и понимали, в отличие от Гитлера, что ожидаемый распад советских вооруженных сил произойдет не столь стремительно. Р.-Д. Мюллер цитирует строчку из «Операционного наброска Восток» генерал-майора Эриха Маркса от 5 августа 1940 г., ставшего фундаментом «Барбароссы» («После взятия Харькова, Ленинграда и Москвы более не будет существовать единой русской армии»)
, и дает собственные комментарии: «То, что сегодня может показаться бессмысленным военным безумием, на тот момент было холодным расчетом опытного офицера Генерального штаба, который нужно понимать, исходя из тогдашних преставлений о войне на Востоке. (…) Маркс верил, что вермахт превосходит Красную Армию не только количественно, но и качественно. Согласно тогдашней картине войны и опыту 1917–1918 гг., Красная Армия после первых тяжелых поражений должна была начать распадаться на отдельные военизированные группы, на которые можно было “охотиться” как на разбитый казачий эскадрон. Фатальная недооценка Сталина и других советских руководителей могла быть вызвана антибольшевистскими клише и другими идеологическими стереотипами, но нужно сказать, что и Красная Армия не особо доказывала свою боеспособность. Ее действия в ходе польской и финской кампаний скорее усиливали ее негативные оценки. (…) Ставилась задача после быстрого завершения кампании в краткие сроки освободить ресурсы вермахта. (…) Доминировали старые представления об интервенции по образцу 1918 г.» (Müller, 2012: 154, 159)[267]. Ключевые недочеты в фазе планирования привели к глобальным проблемам в реализации планов на практике. К. Хартманн пишет о состоянии вермахта: «К зиме 1941–1942 гг. войска на Восточном фронте вынуждены были перейти к режиму строгой экономии ресурсов. Возникли значительные проблемы с логистикой. Характерными для ситуации стали постоянные импровизации, при помощи которых, в какой-то степени, удалось оттянуть крупную военную катастрофу до лета 1944 г. Подразделения на Востоке спасали их сплоченность и высокий профессионализм, что до поры до времени компенсировало многое: страшные потери, стремительное понижение мобильности, все более настойчивое вмешательство из штаб-квартиры “фюрера” и растущее превосходство противника» (Hartmann, 2011: 24).8. Вермахт являлся непосредственным участником преступлений против человечности на территории СССР.
Исходя из аргументации к тезису о преступности войны против СССР, вермахт получал своего рода карт-бланш на любые действия в оперативной зоне и на оккупированных территориях. «Любые действия» подразумевались и в отношении к тем группам, которые, согласно действующим предписаниям международного права, должны были иметь право на особую защиту, так как не находились в состоянии активной вооруженной борьбы. Это были военнопленные и гражданское население.