Меня поставили на ноги и повели на окраину деревни к большому дереву с раскидистыми ветвями. Стало быть, повесят. Интересно, здесь тоже это считается самым позорным видом казни, как в Карадене?
О чем я думаю, черт возьми, в последние минуты своей жизни? Я чувствовал какое-то нездоровое веселье, а еще не покидало ощущение, что это все происходит не со мной, а может быть, всего лишь сон, и я вот-вот проснусь. Вот только я не спал.
Меня посадили на лошадь, не развязывая рук, на шею накинули заранее приготовленную петлю (надо же, какая предусмотрительность), а другой конец веревки перекинули через толстую ветку. Отработанные действия, доведенные до автоматизма, сразу видно. Сейчас они отведут коня, а я останусь болтаться на ветке...
Мыслей в голове практически не было. Поздно трепыхаться, когда ты уже на крючке. Что я мог сделать? Попытаться бежать? Глупо. Начать умолять о пощаде? Нет уж, увольте. Не говоря уже о том, что это было бы еще глупее.
— Есть ли у тебя последнее слово? — надменно поинтересовался принц.
Последнее слово? Ему? Да он даже эпитафии не заслуживает. Хотя... Я внезапно передумал. А почему, собственно, и нет?
— А, знаешь, есть, — сам напросился, мне терять больше было нечего. Дамиан даже отшатнулся оттого, как прозвучал мой голос. Наверняка, ждал от меня мольбы о пощаде, а не наглого насмешливого тона. — Ты хотел знать, почему твой отец уважает Эридана больше, чем собственного сына, так я тебе расскажу. Эридан никогда не пытался возвыситься за счет других. Он казнит преступников, а не невиновных. И ему плевать, что о нем подумают, любят его или нет, он просто поступает так, как считает правильным. И ты можешь из кожи вон лезть, пытаясь заслужить любовь императора, можешь перебить кучу народа, но ты по-прежнему останешься мелким пакостником. О какой любви может идти речь? Ты даже уважения не заслуживаешь.
— Да как ты?.. — принц покраснел, как помидор, прямо до корней волос.
Отлично, пусть я умру, но он еще долго будет вспоминать мои слова.
— Как я смею? — переспросил я настолько насмешливо, насколько вообще был способен. — Мне уже нечего терять, да и ты уже все потерял. Твой отец зовет короля Эридана Виртуозом? Так знай, после его смерти он будет звать его так же, а вот тебя — никогда!
Меня понесло. Мне больше не нужно было сдерживаться, подбирать слова, думать о дипломатии. Я сейчас умру, черт возьми, а значит, могу говорить все, что вздумается. И я не доставлю ему такого удовольствия, и не признаюсь, кто я, пусть он сам потом узнает и кусает локти в бессильной ярости.
Простите меня, мама, Эйнира, Рейнел, Мел, Леонер и все, кто верил в меня. Простите за то, что так много не успел. Но если пришло время умирать, значит, пришло. Плакать и биться в истерике у всех на виду я не буду.
— Повесить! — перст принца указал на меня. Рука подрагивала от ярости.
— Вешай, чего уж там, — милостиво разрешил я, продолжая насмехаться. — Это же единственное, что ты умеешь...
Я не договорил, прервался и замолчал, не веря своим глазам: из-за домов, словно по волшебству, появлялись воины в латах с эмблемой императора. Похоже, они медленно и бесшумно окружали отряд Дамиана, пока я так удачно отвлекал их своей речью.
— Что за?.. — ахнул принц, оглядываясь.
Солдат императора было много, раза в три больше людей принца. Они вырастали из своих укрытий, словно тени, и воины Дамиана немедленно складывали оружие.
А потом солдаты расступились, пропуская вперед несколько всадников. Первым вперед проехал человек с императорским штандартом, при виде которого, все жители деревни тут же упали на колени в ожидании того, кто ехал следующим.
И вот появился ОН. Император был худ и стар. Серебристая мантия, закрывающая его от плеч почти до пят одного цвета с длинными седыми волосами. На голове золотая корона, не обруч, как принято в Карадене, а именно корона, высокая, с зубцами, между которых вкраплены крупные драгоценнее камни.
— Отец? — голос принца прозвучал жалко. Сейчас он скорее напоминал щенка, которого застали за порчей тапочек.
На лице Георга явственно отразилось презрение. Он посмотрел на сына сверху вниз и коротко бросил:
— На колени, — а потом отвернулся и больше не смотрел в его сторону.
Дамиан не то что встал на колени — рухнул в пыль и больше не поднял головы.
В этот момент мне даже стало жаль принца, строил-строил свой план-месть, а он взял и так легко провалился...
Император Георг тем временем повернулся ко мне, пробежал взглядом с головы до ног и усмехнулся.
— Отличная речь, ваше величество. Слышал почти всю.
— Мне тоже понравилась, — признался я с нервным смешком.
— Освободить, — приказал император и отъехал чуть в сторону, чтобы не мешать солдатам.
— Все-таки Эридан... Какой же я осел! — ахнул Дамиан, и снова замолчал с видом обреченного под брошенным на него взглядом отца.
Осел, это еще мягко сказано. У меня, например, было припасено множество совсем нелицеприятных названий для этого типа. Но я сдержался, раз уж меня спасли, нужно снова следить за своими словами и помнить о дипломатии.