Научиться быть ведьмой

— Это не подстава, — попытался оправдаться Валентин. — Это, можно сказать, благотворительность. Всего одно желание прекрасной дамы.

— Ну, хорошо, — англичанин сделал вид, что уговоры профессора подействовали и он смягчился, — тогда, может, вы нас познакомите?

— Конечно, — обрадовался Валентин. Он был доволен, что мистер Твин согласился так быстро. Хотя, в общем-то, профессор не сомневался, что англичанин пойдёт навстречу. Куда ж ему деваться, ведь Бубен-то у Валентина.

— Преподаватель нашего Университета, Кускужакова Алтыной Онааковна, — представил подругу профессор, продолжая сканировать фонариком спортзал.

Луч света, наконец, добрался до дальнего угла помещения, и англичанин, решив, что время эффектного появления пришло, вынырнул из-под снаряда прямиком на освещённый участок.

— Мой партнёр, мистер…

— Генри? — голос Алтыной, за два слога перешедший с недоумённого шёпота в отчаянный возглас, перебил Валентина.

Профессор с удивлением посмотрел на подругу. Темнота помещения и несколько толстых слоёв грима не смогли скрыть багровых пятен, которыми в мгновение покрылось её лицо.

— Аля, ты его знаешь?

— Да, — с трудом шевеля губами, ответила Алтыной. — Это страшный человек.

— Тогда уходим, — быстро оценив новые обстоятельства, решительно заявил Валентин.

Алтыной развернула коляску в сторону выхода.

— Аля, постой. — Раздалось из дальнего угла спортзала.

Профессор не узнал голоса мистера Твина. В нём было столько бархата и нежности, и одновременно акцент стал гораздо заметнее.

— Ненавижу! — сквозь зубы процедила Алтыной. Её коляска замедлила скорость. Видимо, сильные эмоции мешали управлять механизмом.

У Валентина мелькнула догадка, откуда подруга знает англичанина. Он наклонился к её уху:

— Это он? Тот мерзавец, из-за которого ты…

— Да, — выдохнула она.

Её тело била крупная дрожь. Руки не слушались. Коляска совсем остановилась.

— Идём, — настойчиво произнёс Валентин, подталкивая коляску к выходу.

— Аля, дай мне пару минут. Позволь всё объяснить, — слова англичанина были пропитаны отчаянием и болью. — Прошу. Умоляю.

Валентин только ускорил шаг, продолжая катить коляску к выходу.

— Пойми, это всё ради тебя, — фраза была закончена с оттенком безысходности. Казалось, мистер Твин смирился с тем, что не будет выслушан.

Уже на выходе из спортзала Алтыной и Валентина догнал отчаянный крик:

— Нет, любимая, нет! Не уходи, прошу!

Дрожащей рукой Кускужакова отстранила профессора и снова взяла управление механизмом на себя.

— Валентин, послушай, дай мне минутку.

— Ты уверена?

— Да. Хочу проверить, сможет ли негодяй смотреть мне в глаза после того, что сделал.

Профессор вышел из спортзала и деликатно прикрыл дверь.

Через пару секунд англичанин уже был возле Алтыной. Опустился перед ней на корточки и взял её руку в свою.

— Любимая, я так долго мечтал об этом дне, — страстно прошептал он.

Такой родной бархат голоса заставил сердце на секунду замереть. Кускужакова с досадой больше на себя, чем на англичанина одёрнула руку. Она тоже мечтала когда-нибудь встретить своего бывшего жениха-предателя. Но она представляла себе встречу по-другому. Алтыной надеялась, что когда это произойдёт, она будет на своих двоих. Она презрительно посмотрит на Генри и плюнет ему в лицо. Но вот она сидит в ненавистной инвалидной коляске и вместо презрения ощущает совсем другие чувства.

Англичанин вновь поймал руку Алтыной и прикоснулся к ней губами:

— Любимая…

— Как ты смеешь называть меня так после того, что произошло?! — с возмущением выкрикнула Кускужакова. Ей не хватило сил снова выдернуть руку. Прикосновение губ Генри лишили её воли.

— Ты не знаешь, как я страдал, — горячо прошептал англичанин. Его губы продолжали нежно касаться тыльной стороны ладони. — Хотел наложить на себя руки…

— И правильно бы сделал, — фыркнула Алтыной.

— … но потом понял, что этим только усилю твои страдания. А я больше всего на свете желал, чтобы ты была счастлива.

— Как можно быть счастливой, если ты — калека?! — Кускужакова со всей силы саданула по коляске.

— Знаю, милая, знаю. Твоя идеальная красота заслуживает совсем другой оправы, чем это уродливое кресло. Поэтому я посвятил эти годы поиску средства вылечить тебя.

— Но почему ты исчез из моей жизни? — голос Алтыной превратился в прерывистый шёпот. Она уже не столько обвиняла, сколько отчаянно надеялась понять. Прикосновения Генри сводили её с ума. Она так соскучилась по этим волнующим сумасшедшим чувствам, которые испытывала рядом с ним.

— Если б ты знала, любимая, как я мечтал видеться с тобой! Иметь возможность хотя бы прикоснуться к тебе! Но я не мог показываться тебе на глаза, пока не вылечу тебя. Я знал, как горько было бы тебе предстать передо мной в таком виде.

Это было правдой. Боже! Как Генри тонко чувствовал Алтыной. Она закрыла глаза, тонула в обволакивающем бархате голоса, лёгком акценте, который всегда заводил её.