— Надежды на врачей не было — они расписались в собственной беспомощности, — продолжил англичанин. — Но я знал одно средство, которое поможет — Бубен. И я нашёл его. Сегодня, наконец-то, должно было свершиться то, ради чего я жил эти три года. Сегодня ты должна была навсегда расстаться со своей инвалидной коляской. И вот тогда я бы пришёл к тебе. К тебе красивой и здоровой, чтобы мы наконец-то могли быть счастливы. Я не знал, что Валентин возьмёт тебя с собой. Он немного опередил события. Но так даже лучше. Мы вместе переживём этот сладкий миг, когда ты станешь здоровой. И ещё твоё присутствие поможет сделать использование Бубна более безопасным.
— Не лги мне, Генри, — с мольбой в голосе проронила Алтыной.
— Что толку мне лгать, если ты умеешь сканировать энергетику людей, их намерения? Разве ты не видишь, что самое пылкое и единственное моё желание — вылечить тебя.
Нет. Она не видела. Генри был единственным человеком, рядом с которым она лишилась своего дара. Он единственный вызывал такую бурю чувств, что собственное ментальное поле, плотным коконом опоясывающее Алтыной, не давало возможности почувствовать ничего другого.
Хотя стоп! Один раз ей всё же удалось считать его намерения. Когда она сканировала ручку, которую Валентин стащил у Генри, Алтыной не знала, что та принадлежит бывшему жениху, поэтому посторонних эмоций не испытывала. И тогда она почувствовала чистоту намерений, почувствовала, насколько искреннее и глубокое чувство испытывает владелец ручки к своей возлюбленной. Почувствовала, что он живёт только ради того, чтобы сделать её счастливой. Готов даже пожертвовать жизнью, лишь бы спасти её. Выходит, Генри не лжёт! Каждое его слово — правда! Господи! А она ещё мучает его своим недоверием?! Не зря сканирование показало, что возлюбленная владельца ручки не испытывает ответных чувств. Так и есть! Алтыной себя любит больше, чем его. Её не заботило, как он жил эти три года. Она думала только о себе. Ей было всё равно, что с ним. А он страдал! Страдал, но не бездействовал. Искал способ вылечить её. Вот настоящая любовь! Самопожертвование и доверие. И Генри заслужил ответное чувство.
Алтыной прижала его голову к своим коленям и провела рукой по волосам.
— Генри! Я так скучала эти годы! — слёзы полились из её глаз. Она расслабилась, дала волю чувствам. — Ты не представляешь, как я скучала! Не представляешь, как страдала! Как ждала тебя!
— Любимая, всё позади! Не плачь! Теперь мы всегда будем вместе! Будем счастливы. Ты поможешь мне сегодня?
— Конечно!
Конечно, она поможет! Любовь — это полное доверие и самопожертвование. Алтыной сделает всё, о чём Генри попросит её.
— Ты должна мне подсказать, какой из двух Бубнов настоящий, а какой сцеплённая копия. Ты ведь сможешь это понять, если считаешь намерения Валентина?
— Смогу. Только зачем нам это? Как только желание Валентина будет исполнено, мы и так поймём.
— Нет, дорогая. Нельзя позволить, чтобы желание Валентина исполнилось. Надо, чтобы Бубен оказался у нас раньше.
— Но, почему?
— Не все желания так невинны, как твоё, моя радость. Подумай, что хорошего, если Валентин станет отцом на старости лет? Сколько времени он сможет насладиться этим отцовством? Максимум пять-десять лет, а то и меньше. А что потом будет с ребёнком? Соглашаясь сделать профессора счастливым, мы тем самым соглашаемся сделать другого человека, невинного малыша, несчастным.
— Да, ты прав, — кивнула Алтыной.
— Сейчас ты попросишь Валентина вернуться. Расскажешь, что просканировала мои намерения и больше во мне не сомневаешься. Я попрошу профессора показать мне Бубны перед тем, как начать операцию. Как только артефакты окажутся у меня в руках, скажешь мне только одно слово: справа или слева, чтобы я понял в какой руке настоящий Бубен. А дальше я всё сделаю сам.
— Но как ты уговоришь Валентина не мешать нам исполнить моё желание, если профессор поймёт, что его желание исполнено не будет?
— Я умею убеждать. Ведь ты прислушалась к моим аргументам.
— Да, пожалуй, у тебя получится. Если Валентин хорошенько подумает, сам не захочет, чтобы его ребёнок был несчастен. Но, кстати, до сих пор не могу понять, как ты собираешься уговорить девушек помогать нам?
Англичанин снял контактные линзы и взглянул на Алтыной:
— У меня есть аргумент.
Кускужакова как заворожённая смотрела на возлюбленного. Его глаза поменяли цвет. Они стали ещё прекрасней. Господи, зачем он до этого прятал от неё эту роскошную страстную тёмную синеву? Догадка родилась через несколько секунд и заставила вздрогнуть. Теперь, когда Алтыной узнала настоящий цвет этих сводящих с ума бездонных глаз, она поняла, почему таким притягательным казался ей взгляд одной из её студенток. Поняла, какой аргумент Генри имеет в виду.
— Я всё сделаю, — Алтыной направила коляску к выходу из спортзала.
Мистер Твин проводил её взглядом. Он прикидывал, сколько ей потребуется времени, чтобы убедить Валентина вернуться и продолжить начатое. Пожалуй, не больше пяти минут. Профессор был, конечно, достаточно осторожен, но доверял способностям подруги безоговорочно.