Читаем Научное наследие Женевской лингвистической школы полностью

По мнению А. Фрея, из этого положения Соссюра следует вывод: «...не существует языковых знаков, произвольность которых не была бы ограничена» [Frei 1974: 124]. «По нашему глубокому убеждению, – писал Соссюр, – все относящееся к языку как к системе, требует рассмотрения именно с этой точки зрения, которой почти не интересуются лингвисты, – с точки зрения ограничения произвольности языкового знака. Это наилучшая основа исследования» [Соссюр 1977: 165]. Данная проблематика получила оригинальное развитие в Женевской лингвистической школе.

§ 2. Учение Ш. Балли и С. Карцевского о мотивированности языкового знака

Еще в 1917 г. А. Сеше обратил внимание, по его выражению, «на слабое место в соссюровской аргументации». «Мы полагаем, что Соссюр, занятый показом всех логических последствий проводимого им принципа произвольности знака, пренебрег тем, что знак, относительно мотивированный по определению, которое он сам ему дал, занимает значительно более важное место, чем ему было отведено. Работы Балли о механизме языковой выразительности показали всю очевидность этого» [Сеше 1965: 76].

Ш. Балли подчеркивал, что «установленное Соссюром противопоставление произвольных и мотивированных знаков принадлежит к числу положений, играющих важнейшую роль в теории лингвистических систем» [Балли 1955: 144]. Вместе с тем, считал Балли, «эту теорию можно дополнить и систематизировать» [Там же]. С точки зрения содержания передаваемых сообщений Балли различает индексы и знаки. Для индекса характерна естественная связь между означающим и означаемым. Например, дым – признак пожара; мокрая земля свидетельствует о недавно прошедшем дожде. Если в индексе означающее указывает на означаемое, то в знаке оно его означает. Как индекс, так и знак имеют материальную, физическую природу, оба вызывают представления о соответствующих предметах и явлениях. По крику птицы можно судить о ее присутствии, а подражая крику, например, кукушки, мы можем создать знак, означающий саму птицу. Но по способу материального производства знак коренным образом отличается от индекса: означающее знака создается в результате одного или нескольких сознательных или бессознательных мускульных движений. Балли считает, что по отношению к индексам мы выступаем как рецепторы, потому что составляющие их данные представляют собой факты, процессы, происходящие в окружающей нас реальной действительности. Кроме того, они вызывают чисто интеллектуальные суждения, это средства познания. Знак, напротив, это овладение индексом, это акт. Говорящий вправе использовать знак, как ему заблагорассудится. «С помощью индекса, – пишет Балли, – мы узнаем о чем-либо, а знаком мы пользуемся, чтобы сообщить что-либо. В отличие от знака, у индекса связь между означающим и означаемым никогда не бывает произвольной, так как «индекс», будучи всегда заданным, т. е. представленным каким-нибудь фрагментом реальной действительности, в котором мы ничего не в силах изменить, постоянно связан со своим означаемым естественной связью» [Bally 1939: 94]. «Понятие произвольности, – продолжает Балли, – покрывает понятие условности в строгом смысле. Употребление знака основывается, со статической точки зрения, на условности, своего рода молчаливом соглашении между пользующимися этим знаком».

В совместном выступлении на I Международном лингвистическом конгрессе в 1928 г. Балли и Сеше подчеркивали, что все в лингвистической системе основано на руководящем принципе произвольности. Имеет место произвольный характер как означающего, так и означаемого. Произвольность означающего не всегда является абсолютной: «...некоторые слова и обороты стремятся воспроизвести если не саму связанную с ними идею – что невозможно, – то, по крайней мере, неясное впечатление, которое ассоциируется с нею: например, tintamarre...» [Bally, Sechehaye 1928: 45]. «...чем в большей степени знак произволен, тем больше он нуждается в опоре на другие знаки, которые определяют его значимость; обратно, чем больше знак мотивирован, тем больше он стремится к самостоятельности и менее связан с системой» [Ibid.: 47 – 48].

Произвольный характер связи между означаемым и означающим в языковом знаке не мешает тому, что языковой знак в системе языка оказывался относительно мотивированным. Под относительной мотивированностью языкового знака Соссюр понимал частичную мотивированность при образовании словесных знаков, те ограничения, которые накладывают на них словообразовательная система, мотивированность сложных и производных слов. Соссюр указывал на важную роль относительно мотивированного в языке: «В самом деле, вся система языка покоится на иррациональном принципе произвольности знака, а этот принцип в случае его неограниченного применения привел бы к непомерной сложности, однако разуму удается ввести принцип порядка и регулярности в некоторые участки всей массы знаков, и именно здесь проявляется роль относительно мотивированного» [Соссюр 1977: 165]. Он ставил перед лингвистами задачу изучать язык «с точки зрения ограничения произвольности» [Там же].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Собрание сочинений в пяти томах (шести книгах) Т. 5. (кн. 1) Переводы зарубежной прозы
Собрание сочинений в пяти томах (шести книгах) Т. 5. (кн. 1) Переводы зарубежной прозы

Том 5 (кн. 1) продолжает знакомить читателя с прозаическими переводами Сергея Николаевича Толстого (1908–1977), прозаика, поэта, драматурга, литературоведа, философа, из которых самым объемным и с художественной точки зрения самым значительным является «Капут» Курцио Малапарте о Второй Мировой войне (целиком публикуется впервые), произведение единственное в своем роде, осмысленное автором в ключе общехристианских ценностей. Это воспоминания писателя, который в качестве итальянского военного корреспондента объехал всю Европу: он оказывался и на Восточном, и на Финском фронтах, его принимали в королевских домах Швеции и Италии, он беседовал с генералитетом рейха в оккупированной Польше, видел еврейские гетто, погромы в Молдавии; он рассказывает о чудотворной иконе Черной Девы в Ченстохове, о доме с привидением в Финляндии и о многих неизвестных читателю исторических фактах. Автор вскрывает сущность фашизма. Несмотря на трагическую, жестокую реальность описываемых событий, перевод нередко воспринимается как стихи в прозе — настолько он изыскан и эстетичен.Эту эстетику дополняют два фрагментарных перевода: из Марселя Пруста «Пленница» и Эдмона де Гонкура «Хокусай» (о выдающемся японском художнике), а третий — первые главы «Цитадели» Антуана де Сент-Экзюпери — идеологически завершает весь связанный цикл переводов зарубежной прозы большого писателя XX века.Том заканчивается составленным С. Н. Толстым уникальным «Словарем неологизмов» — от Тредиаковского до современных ему поэтов, работа над которым велась на протяжении последних лет его жизни, до середины 70-х гг.

Антуан де Сент-Экзюпери , Курцио Малапарте , Марсель Пруст , Сергей Николаевич Толстой , Эдмон Гонкур

Языкознание, иностранные языки / Проза / Классическая проза / Военная документалистика / Словари и Энциклопедии