То есть самоубийство для Вертера не проявление трусости, а симптом болезни души, обрекающей на отчаяние и заполняющей собою все бытие. Депрессия как болезнь духа… такое определение кажется на удивление прогрессивным, не в пример многим сегодняшним толкованиям этого термина и недуга. Тяжесть личной трагедии Вертера довлеет над нами и сегодня, но, к счастью, не с такой неотвязностью, как во времена немецкого классика. Однако эта тема в наши дни так же противоречива, как и тогда, когда современники романа столь горячо его обсуждали. Впрочем, те силы, благодаря которым родилась эта книга, и тот трагизм, которым проникнуты ее страницы и который имел такой резонанс в реальной жизни, теперь ощущаются с куда меньшей остротой.
В прошедших раундах мы уже убедились в том, что историки не лезут за словом в карман, потому как их наука имеет дело с многочисленными драмами, которые разыгрывались в отношениях людей прошлого, с изменами и интригами, жаждой власти, закатом некогда влиятельных династий, сказочным богатством и бесконечным кровопролитием. Особая статья — это поражения на поле брани, ведь это больше, чем просто цифры и даты, которые нам приходилось зубрить в школе (год 333-й, битва при Иссе и тому подобное…). Как исторические события они на многие годы вперед определили отношения между странами и людьми, а также повлияли на мнение людей о собственных странах. Этим и занимаются историки, ведь заучить даты может кто угодно. Никто не говорит, конечно, что уверенное владение цифрами вредно для какой-либо дисциплины, но историки радуются совсем не этому. Им приятно углубиться в детали, с головой уйти в источники, чтобы в результате установить, что они (источники) — разумеется, в разной степени — имели глубочайшие последствия, далеко выходящие за пределы той эпохи, к которой относятся тексты. Иногда это приводит к научной сенсации, что вскрывает связи, делающие более понятными международные отношения и сегодняшнюю политику. Открыть нечто подобное — это, естественно, мечта любого историка. Но вернемся к теме!