Научный «туризм»

После обеда снова катались. Гена принял для куражу еще винца и поехал на подъемник. Использовав три неудачных попытки (после рывка бугеля Гена с размаху падал всем своим 120-килограммовым тельцем вперед) он с четвертого раза все же зацепился и его потащило наверх. Я успел два раза подняться и спуститься с малой горки – Гены все не было. Наконец, минут через сорок он появился в верхней части горы. Когда Гена подъехал ко мне, то на нем не было лица и я узнал его только по костюму. В середине спуска с большой горы он попал на трамплин, взлетел как фанерка и затем метров тридцать вписывался в рельеф местности, пройдясь физиономией по всем нижеследующим кочкам. Находившийся поблизости Вася-молодожен помог собрать Гене разрозненное лыжное хозяйство. Я вспомнил Васин анекдот: – "Дядя, дядя, осторожно – тут ступени… – А по…бать!!!; …бать, …бать, …бать…"

После этого спуска Гена долго не катался. На вечер сняли "колыбу". Ермаченко в колыбу не пошел, ссылаясь на легкое недомогание – после дневных приемов "пищи" он оказался недееспособным. Вася лежал свернувшись калачиком, с христианским смирением, и по кошачьи отмахиваясь ручкой от женщин, жалостно просил его не трогать и укрыть ему ноги чем-то тепленьким.

Шашлыки готовили на древесных углях – получились хорошо зажаренные и очень вкусные. Напитков тоже хватало. Вергелес был не в форме, приторможенный – сказывалась предыдущая ночь (да и днем они с Ермаченко ходили в гости к местным друзьям) – с трудом, после длительных раздумий и тягостных пауз произносил тосты. После 22 мы ушли спать, а веселье продолжалось. Ближе к утру танцы почему-то переместились на печку для шашлыков. После особенно энергичного танцевального элемента Люба Вергелес с нее свалилась и повредила ногу. После колыбы еще долго пели под фонарем на радость всем отдыхающим.

Во второй половине дня пошел снег, который шел всю ночь и почти весь понедельник. Выпало сантиметров 70 снега.

Понедельник. Понедельник прошел спокойно. Утром, реанимированный Ермаченко грел вино кипятильником и угощал всех желающих. Зашел Петрович – обсудить планы. В разговоре он упомянул, что у него есть шанс стать директором турбазы. Мы восприняли это с большим энтузиазмом. Директор базы не производил никакого впечатления – ни рыба ни мясо. Я даже удивлялся, зачем Вася возит ему торты. Я видел его всего раз и при этом мне вспомнился анекдот: – Бывшего директора консервного завода назначили директором консерватории. Новый директор в сопровождении свиты музыкальных чиновников первый раз в жизни заходит в зал консерватории. На стенах – портреты композиторов в париках. В глубине высится орган. – Идея… – проговорил директор, и все приготовились записывать. – Иде я, товарищи, находюся?!

На завтрак опять не пошли. У ребят целый день торчал пьяный Отто. Он заговорчески подмигивал Васе и предлагал пойти поработать (с девочками). После обеда съездили на минеральные источники двух типов – с железом и с сероводородом. Вергелесы переселились в трехместный номер, хотя, по моему мнению, им вполне хватило бы и одноместного – Вася с Любой, не в силах после вечерних пьянок добраться до кровати, как правило, спали на полу и одна кровать из двух постоянно пустовала. Устроили скромное новоселье – с салом, самогоном и Отто.

Вечером в наш номер зашли Петрович с Васей. Я достал из рюкзака обмалеванную медалями бутылку и мы продегустировали редкое по нынешним временам вино "Черный доктор".

Вторник. До обеда катались. Вышли трое Васей. Вергелес катался без прошлогоднего блеска. Он солидно и медленно совершал повороты, останавливался передохнуть, подумать, наметить маршрут следующего движения. При спуске с малой горки к подъемнику Вася надолго исчезал и появлялся весь похожий на Деда Мороза. На заключительном участке спуска после плавной лыжни необходимо сделать крутой поворот, а Васе это никак не удавалось, и он ехал прямо, выбирая при этом сугроб помягче.

Готовились к походу на гору Дил (1500 м). Получали пайки, рюкзаки, котел, ложки, миски и все это делили на участников. Сдавали лыжи. Перед обедом пришел Василий Иосифович. В кабинете Петровича накрыли стол, Иосифович нарезал соленой оленины, открыл банку с маринованными опятами, водку, достали трехлитровую банку с пивом. Я принес перцовки двух сортов. Выпили за встречу. Я брал кусочек домашнего хлеба, на него клал кусочек оленины, а сверху один грибочек – и все это под стопку ледяной перцовки.