Наука и богословие. Введение

Наука связана с прогрессом знания. Во–первых, сдержать этот прогресс сложно практически (если некое открытие не будет сделано в лаборатории А, его почти наверняка сделает лаборатория Б, находящаяся на том же пути). Во–вторых, непонятно, желательно или не желательно развитие знания самого по себе. Разумеется, знание — лучшее основание для решений, чем невежество. Для принятия решения, конечно, необходима еще и мудрость, но мы оспорили то, что мудрость находится за пределами, которые поставила себе наука, и что мудрость поэтому нужно искать где–то в другом месте. В ответ на это одобрение интеллектуального прогресса люди иногда отвечают, что существуют такие формы знания, которые по природе своей нежелательны. Например, если действительно существуют генетические причины, по которым различаются средние показатели физических сил или умственных способностей людей разных рас, то было бы лучше просто не знать об этом, иначе это приведет к формированию несправедливых стереотипов.

Технология имеет дело с тем, как что–то конкретно делается, и связана с последствиями этого, поэтому к ней легче применять этические ограничения.

Манипуляции с геномом человека могут привести к устранению определенных видов наследственных заболеваний. Однако сейчас существуют установленные по общему согласию ограничения, запрещающие генную терапию (вмешательство в генетический материал, при котором его последствия могут быть перенесены на будущие поколения, — по сравнению с соматической генной терапией, которая пытается исправить генные нарушения у конкретного человека без перенесения этих изменений дальше). Этот мораторий был введен частично из–за опасений по поводу безвредности такого вида терапии, поскольку ее последствия очень сложно предсказать, а частью — из–за существующего у некоторых людей ощущения, что генный материал, служащий носителем информации о человеке, имеет некую моральную ценность, и тайные манипуляции с ним запрещены. По тем же причинам внутриутробные эксперименты над оплодотворенными человеческими яйцеклетками были ограничены 40 днями до появления первичных полосок (которые свидетельствуют о признаках начала дифференциации клеток). Религия по–разному оценивает моральный статус неимплантированного зародыша, находящегося на ранней стадии развития, но существует широко разделяемое мнение, что он заслуживает глубокого этического уважения как, по крайней мере, потенциальная человеческая жизнь. Таким образом, научное и техническое сообщество признает, что не все, что может быть сделано, должно быть сделано.

Роль эксперимента

Советы специалистов незаменимы при оценке потенциального успеха технических проектов. Только они способны оценить потенциальную пользу и потенциальный вред новых разработок. У специалистов есть моральные обязательства давать как можно более точные и правдивые советы, не скрывая возможных проблем и не преувеличивая возможные выгоды. С другой стороны, у общественности есть моральные обязательства прислушиваться к советам специалистов при условии, конечно, что эти советы даются в разумной и заслуживающей доверия манере. И все же специалисты не могут быть единственными судьями. У них совсем не обязательно столько же мудрости, сколько знаний. Они неизбежно оценивают все со своих собственных позиций, и предвкушение научного и технического открытия может не лучшим образом повлиять на этическую сторону решения. Специалисты должны быть готовы к серьезному диалогу с широкой общественностью и к ее вопросу о том, действительно ли то, что можно сделать, делать нужно.

Лосаламосовский проект по созданию первой ядерной бомбы, возможно, был выражением наивысшей концентрации научных способностей, применяемых для общих целей. Проблемы проектировки и конструирования были очень сложны и увлекательны. Научный директор, Роберт Оппенгеймер, сказал, что «эта научная деятельность была очень приятной». Многие впоследствии написали мемуары о жизни на этой горе в Нью–Мексико. Это было изолированное и самодостаточное сообщество как из–за соображений безопасности, так и из–за своего географического положения. Поразительно то, что эти высокоинтеллектуальные люди начали всерьез задаваться вопросом о том, что они делают, только когда они увидели первый испытательный взрыв в пустыне Нью–Мексико, а это было много позже того, как уже было поздно поворачивать назад (если говорить только о разработке проекта). Здесь мы не будем спорить о достоинствах и недостатках самого проекта по созданию атомной бомбы. Ясно только, что этические вопросы должны были быть учтены специалистами еще на ранних стадиях. В этом случае технологический императив, видимо, заслонил этический.