Кавалерийское копье панцирного польского гусара достигало порядка 5,5 м в длину: где-то на метр больше, чем у среднеевропейского рыцарского копья. Такой длины, как правило, хватало, чтобы достать пешего пикинера (потому что, вопреки устоявшемуся мнению, 6-метровые копья у этой категории воинов — БОЛЬШАЯ редкость, а 7-метровые — редкость СОВСЕМ большая). Но не только для боя с пехотинцем это копье было предназначено, да и не для одной лишь таранной сшибки с себе подобным всадником. Дело в том, что такой дистанции хватало и чтобы татарин не пускал совсем уж прицельно самую опасную стрелу: тем последним выстрелом, который делается перед вступлением в ближний бой. И чтобы он не метал дротик-джерид или аркан — то есть не вообще (это делается на куда большем расстоянии), но столь же прицельно, хладнокровно, используя последние метры, на которых метательное оружие еще имеет выигрыш перед ударным. Между прочим, длины гусарского копья хватало и для того, чтобы конный казак не мог эффективно пальнуть в «панцирника» из пистолета (либо, на татарский же манер, метнуть аркан или пустить стрелу), — но совершенно не хватало на тот случай, когда пеший казак стрелял из мушкета. Так что, когда такие мушкеты во времена Хмельнитчины распространились достаточно широко… особенно когда к ним, мушкетам, «прилагались» полевые укрепления, союзная татарская конница и где-то пятикратное численное преимущество (трехкратного могло и не хватить)…
Мы отвлеклись. Вернемся из пост-средневекового восточноевропейского мира на настоящий средневековый Восток. В мир, где конные лучники воюют с рыцарями до изобретения огнестрельного оружия.
При таких стычках выясняется, что войну восточная конница выиграть, как правило, может (за счет очень намного большей численности и постоянного восполнения резервов), а вот выиграть битву у нее (тоже при численном преимуществе!) не очень получается. Рыцарь от попавших в него стрел будет похож на ежика, конь его, прикрытый даже не полноценной броней, но хотя бы боевой попоной, — на дикобраза, тем не менее к конным лучникам врага они сумеют прорваться, объяснить им все, что намеревались, и умереть последними. Причем зачастую — много лет спустя, от старости: из десятка истыкавших броню стрел лишь одна достанет до мяса, да и то не очень серьезно. В этом смысле удар стрелы, конечно, гораздо менее эффективен, чем удар копья.
Другое дело, что на следующий день рыцарский конь сильно убавит резвость, а через несколько дней таких боев и ранений начнет всерьез сдавать и его хозяин. Так что, если у их противников еще останутся людские, конские, водные, продовольственные ресурсы… В ходе крестовых походов они, как правило, оставались…
А как обстоят дела с охотничьим луком? При охоте на некрупных животных, до пятнистого оленя включительно — очень неплохо. Если есть возможность «по-индейски» раз за разом стрелять с безопасного расстояния по крупной цели, вроде бизона, пытающегося уйти от конных загонщиков — тут тоже особых проблем не предвидится. Но сразу скажем: для опаснейшей охоты-боя с грозным зверем лук пригоден довольно мало. Точнее — не сам лук, а лучная стрела. Даже если мы говорим о ТЯЖЕЛЫХ стрелах, они несоизмеримы с самыми ЛЕГКИМИ дротиками. Иначе полностью нивелируется дальнобойность, скорострельность и прочее, за что ценят лук.
Кроме того, закон сохранения энергии никто не отменял. И при всей тренированности лучника его рывок руками «на разрыв» аккумулирует куда меньше джоулей, чем удар боевым топором с размаха или удар тяжелым копьем — особенно всадническим, на всем скаку.