Работа в психиатрической клинике вдохновила меня на более чем десятилетнее нейробиологическое исследование. Моей целью было понять основы человеческого поведения. Я не могла полностью согласиться с тем, что биологическая природа определяет всю нашу жизнь. Но я также не могла принять утверждение, что мы можем стать, кем пожелаем, как бы приятно оно ни звучало. На самом деле в каждом из нас есть баланс врожденных навыков и ограничений, и этими особенностями нужно дорожить.
В процессе поиска материала и написания этой книги неожиданно для себя я убедилась в том, что никакой человеческой природы не существует. Серьезно. Конечно, все мы имеем видовые характеристики, и биология очень важна на индивидуальном уровне, но это вовсе не значит, что всех нас можно стричь под одну гребенку. Такие обобщения игнорируют сложность и гибкость нашего мозга, а также миллиарды уникальных моделей реальности, перекликающихся друг с другом. Мозг человека создает невероятный парадокс. Мы запрограммированы искать закономерности в своем окружении и воспринимаем мир с помощью классификаций, упрощений и предположений, сделанных на основе предшествующего опыта. Это умение облегчает обработку информации и тем самым обеспечивает феноменальную скорость, с которой наш мозг может производить вычисления, анализировать ситуации и определять наши действия. Именно благодаря строению мозга, его гибкости, сложности и активности, каждый человек на этой планете по-настоящему индивидуален: самое разное поведение обеспечивают 100 триллионов связей в нашей голове. Эта постоянно меняющаяся совокупность нейронных сетей, занятая поиском закономерностей, лишает смысла любые попытки разделить людей на категории, поскольку вариативность восприятия реальности слишком широка, а природа мышления и поведения слишком обширна.
В процессе поиска материала и написания этой книги неожиданно для себя я убедилась в том, что никакой человеческой природы не существует.
Однако не может быть никаких сомнений в реальности индивидуальных ограничений. В предыдущих главах мы выяснили, как и почему люди ограничены нейробиологией в большей степени, чем многие из нас предполагают или готовы признать. Это не означает, что изменения в принципе невозможны, но добиться этого на групповом уровне проще, чем на индивидуальном. Мы уже рассмотрели предположение, что мы запрограммированы быть общительными, любознательными и склонными к обмену информацией. Создание и поддержание коллективного сознания – огромной базы идей, которая поддерживается сетью, построенной на взаимоотношениях и сотрудничестве, – многие называют главной мотивирующей силой человечества. Давайте предположим, что альтруизм – это одно из множества врожденных человеческих качеств, и нет никакого идеализма в идее, что мы коллективно можем поощрять его, чтобы иметь возможность чаще принимать выгодные для всего мира решения.
Я отнюдь не говорю, что все мы – альтруисты от природы. Мои исследования науки судьбы убедили меня в мысли, что человеческая природа слишком широка и многообразна для таких заявлений. Но точно так же, как отдельный человек, который генетически предрасположен, скажем, к тревожности, может закрепить или ослабить эту черту в раннем детстве, мы можем менять окружающий нас мир, культивируя различные убеждения, в том числе и веру в пользу открытости другим людям. Я хочу сказать, что существует такое явление, как нейробиология сострадания и сотрудничества.
Практическое применение нейробиологии
В предыдущей главе мы убедились, что эра персонализированной медицины может помочь миллионам людей. Однако для этого все мы должны участвовать в решении сложных вопросов, касающихся управления этой системой ради коллективного блага.