Эту теорию неоднократно критиковали социологи и философы, поскольку мем, в отличие от гена, не имеет определенной структуры. Они не так ясны, а их распространение более хаотично, чем прослеживаемая эволюция гена с его специфическим кодированием ДНК и поддающимися наблюдению механизмами мутации и селекции. Идеи и культурные практики действительно распространяются в обществе и передаются из поколения в поколение. Однако, как справедливо заметил Эрнст Майр – немецко-американский биолог-эволюционист, – стоит ли вводить понятие «мем», когда существующий термин «концепт» верой и правдой служит многим поколениям социогеографов и культурологов, которые используют его, чтобы описать распространение идей во времени и в пространстве.
Трудно поспорить с тем, что за прошедшие тысячелетия люди создали великое множество видов деятельности, которые культивируют и ускоряют распространение концептов (мемов, идей, моделей поведения). Беседа с соседями во время вечерней прогулки или обычай рассказывать истории у костра, игра на музыкальных инструментах или рисование, посещение ночных клубов и баров – любое скопление людей или творческое самовыражение ведет к социальному взаимодействию, позволяя нам по-новому взглянуть на мир. Нейровизуализация показывает, что постоянные и серьезные изменения в мозге возрастают с интенсивностью «заражения мемом». Чем больше человек участвует в таких видах деятельности, тем больше нейронных связей в его мозге.
Нужно также учесть, что распространение новых идей и точек зрения свойственно не только людям. Другие биологические виды также создают сообщества, способствующие поведенческим адаптациям. В 40-х годах прошлого века ученые обнаружили, что, когда один шимпанзе помыл картофель в ручье, прежде чем его съесть, остальные последовали его примеру, и вскоре мытье картофеля стало новой социальной нормой. Городские вороны научились бросать орехи у пешеходных переходов, чтобы их раскалывали автомобили. Затем птица нажимает клювом на кнопку для пешеходов, ждет, пока движение остановится, и спокойно забирает открытый орех. Такое поведение птиц наблюдали на многих улицах разных городов. Помимо этого, есть уже известный нам виляющий танец обыкновенных медоносных пчел (а также его не столь обыкновенная кокаиновая версия). Пчелы выполняют эти виляющие восьмерки для общения с другими членами колонии. С помощью движений и жестов они передают информацию о расстоянии и направлении к нетронутым источникам пыльцы. Даже деревья и растения общаются друг с другом с помощью грибных сетей в почве с причудливым названием «вселесная паутина». Но, как и у Интернета, у этой сети есть негативная сторона. Орхидеи могут вторгаться в сеть, чтобы красть ресурсы у соседних деревьев, а черный орех способен выпускать в нее токсичные вещества, чтобы вредить соседям и забирать у них питательные элементы и солнечный свет.
Общение вполне обыденно для животных и даже растений, и всем им присуща социальная заразность поведения, но именно люди способны виртуозно создавать мемы. Мы общаемся и обмениваемся своими мыслями с помощью сложных языков и постоянно развивающихся технологий. Социальные сети и обмен информацией в Интернете являются мощнейшим механизмом распространения мемов. Их влияние на нашу силу воли и социальную жизнь еще не изучено до конца, как мы уже убедились на примере с зависимостью эмоционального состояния человека от ленты Facebook. Когнитивное функционирование, принятие решений и даже выбор кандидата на выборах можно изменить, если учитывать инструменты контроля настроения людей.
Здесь следует вспомнить, что нейробиология, как и любая другая отрасль биологического знания, оценочно-нейтральна. На реальном мире отражается лишь ее применение. И если мы боимся, что нашим мозгом можно дистанционно управлять для достижения политических целей, то мы можем вернуть себе свободу воли с помощью инструментов той же нейробиологии. Сотрудничество и общение стоят на защите человеческих качеств, а технологии поощряют такое поведение, как никогда прежде. Сострадание является врожденным в той же степени, что и корысть. Конечно, мы должны стремиться к мировоззрению, которое будет продвигать коллективные ценности. Это означает, что нам нужна нейронаука сострадания и взаимодействия. Мы должны больше узнать о нейробиологической основе альтруизма.