Когда я впервые заинтересовался удовольствием от еды, я предполагал, что объяснение нашей любви и нелюбви к определенным блюдам дают физиология и эволюционная биология. Мы могли бы объяснить то, что люди едят, исследовав вкус и обоняние, изучив анатомию органов чувств. Мы должны быть в состоянии предсказывать, какая еда нам понравится, исходя из того, в чем больше всего нуждается наш организм и какова та среда, в которой эволюционировал наш вид. Да, вкус к изобразительному искусству и музыке может объясняться культурным влиянием, темпераментом, опытом и везением, но уж вкус-то к еде должен иметь биологическое объяснение, связанное с историей нашего вида.
Нельзя сказать, что это неверно. У нас действительно есть некие запрограммированные предпочтения. Люди обычно любят сладкое, потому что сахар — подходящий источник калорий, и не любят горькое, потому что горечь свидетельствует о токсичности. Продукты вроде красного острого перца, вызывают неприятное жжение. В некоторых обществах матери прикладывают перец к груди, чтобы начать отучать ребенка от грудного молока, и было бы жестоко класть младенцу в рот “Табаско”.
Но этим универсальные предпочтения заканчиваются. Как отмечал психолог Пол Розин, мы всеядны: едим практически все, что можем переварить. Наш рацион, в сравнении с рационом других животных, почти не имеет ограничений.
А что насчет разницы между людьми? Частично ее можно объяснить генетическими причинами. Большинство населения планеты не усваивает лактозу. Вот поразительное открытие: существует не один тип языка, а несколько. Примерно у четверти людей (по выражению Линды Бартошук,
Несколько лет назад эксперты по вину устроили дискуссию по физиологии языка на симпозиуме в Калифорнии. Среди участников провели тест с пропитанной пропилтиоурацилом бумагой. Неудивительно, что те дегустаторы, кто его прошел, хвастались своими невероятными способностями. Однако нет подтверждений тому, что эти
Никто пока не может объяснить большую часть вариаций пищевых предпочтений. Между братьями или сестрами, которые росли вместе, в одном доме, и имеют общие гены, все равно найдутся различия. Я ненавижу сыр, а моя сестра его очень любит, и я не знаю, почему.
Если вы хотите узнать, что человек любит есть, проще всего спросить, откуда он приехал. Культурное влияние объясняет, почему одни люди любят кимчхи, другие — тортилью, третьи — печенье “Поп-тартс”. Оно объясняет, почему американцы и европейцы не едят насекомых, крыс, лошадей, собак или кошек, а в других частях света их употребляют в пищу. Некоторые даже едят человеческую плоть, хотя и при строго определенных обстоятельствах. Все это лучше всего объясняется тем, откуда люди родом и как они воспитывались.
Теперь мы можем передать слово социологам или антропологам и спросить у них о факторах, влияющих на вкусы в разных обществах. Антрополог Марвин Харрис разработал подход, объясняющий разность вкусов оптимизацией поиска пищи. В этих различиях Харрис видит логику. Некоторая еда просто не стоит усилий, уходящих на ее приготовление. Американцы, например, не едят собак, потому что от живых собак больше пользы: они становятся нашими компаньонами и защитниками. Насекомых мало кто любит, притом ловить их долго — охота не стоит такой добычи. (Исключение составляют крупные насекомые, а еще такие, которые собираются большими группами, либо те, которых нужно истреблять, поскольку они губят урожай. То есть насекомых вроде саранчи иногда вполне можно есть. По преданию, Иоанн Креститель жил в пустыне, питаясь саранчой и диким медом.) В тех странах, где не едят коров, обычно оказывается, что коровы ценнее, пока они живы.