Наукамоль

– Я согласна, пожалуй, это тоже очень важная деталь всей предыстории. Я уважаю медицину и людей, работающих в этой сфере с открытым сердцем и чистыми помыслами. Помню горящие глаза своих однокурсников. Я даже признаю некоторые специализации жизненно необходимыми. Такие, например, как травматология. Когда необходима безотлагательная помощь человеку; сделать повязку и наложить гипс при переломе кости или остановить кровотечение, привести человека в чувства после обморока. В подобных случаях медицина просто не имеет альтернативы, она помогает действительно, она созидает. Но это лишь малая часть. В остальном официальная медицина представляет собою некий гибрид, игра в угадай диагноз, игра в угадай лекарство которое поможет. Если травматология – это ремонт: твою кость вправят, наложат гипс, затем снимут и покажут упражнения необходимые для разработки атрофированных сухожилий, то большую же часть медицины можно назвать косметическим ремонтом. В настоящее время это закостенелая наука, движущаяся к своей деградации. Это наука которая лечит последствия болезни, излечивает то, что лежит на поверхности, она не подразумевает ни шага назад, не подразумевает глубокого мышления, в ней практически отсутствует комплексный подход. Это наука, которая тушит пожар лишь одного звенья длинной горящей цепочки. Если у тебя болит печень, то тебя вылечат, но ценой нанесения ущерба другому органу. Тебе вырежут орган и плевать, что это в результате приведёт к ещё более удручающим последствиям. Тебя избавляют от боли здесь и сейчас ценой твоей жизни завтра. Система здравоохранения слепа и глуха. Фармацевтическая индустрия диктует свои правила, она же диктует в какую сторону двигаться медицине как науке. Я была лучшей студенткой потока, мне прочили огромное будущее. Преподаватели ценили меня за усердие и старательность, за светлый ум и нестандартное мышление. До тех пор, пока я не начала задавать «неудобные вопросы на которые у них не было ответов. Меня перестали любить так же безоговорочно как раньше с того момента, когда я попыталась выйти за рамки в которых находились все эти деятели от науки которых я выводила из зоны комфорта. Постепенно мои представления о медицине рушились. Я видела больных и тучных врачей, руководителей медицинских учреждений, преподавателей. Я задавалась вопросом почему так происходит. Я видела курящих врачей. Как можно доверять своё здоровье и жизнь подобным людям? Я была внутри этой системы. А эти устаревшие учебники? Пожилые преподаватели в большей массе своей не были открыты новой информации. Многие из преподавателей занимались преподавательской деятельностью более 20—30 лет, при этом имея опыт практики 2—3 года. Они перегорали, когда дело доходило до реальной медицины и посвящали себя преподаванию. То есть большая часть преподавателей на медицинских факультетах это всего лишь теоретики. Вы можете себе это представить, Расти? Вы доверите операционный нож хирургу—теоретику. Вы ляжете под нож хирурга—теоретика? Нет. Но когда сильно прижмёт выбора не будет. Никакой романтики ради которой часто молодые люди идут в медицину там нет. Вас учат всему и сразу в общих чертах, вам дают знания которые вам по большей части никогда не пригодятся. Вам дают инструкции как поступать в том или ином случае, какие лекарства рекомендовать больному при тех или иных заболеваниях. Но сами вы при этом ничего не понимаете, у вас нет глубокого понимания о причинах и следствиях, вы ничего не знаете о составе лекарственных препаратов которые назначаете другим. Большинство врачей лишь повторяет готовые алгоритмы. Вы приходите на работу и видите смерть, болезни и горе. Ваша душа черствеет, все эти ужасы превращаются в обыденность. И жизнь другого человека часто приобретает для вас цену меньшую чем перерыв на булочку с кофе. Я видела это в других, со временем я почувствовала и свои трансформации. Затем я поняла, что и это ещё ничего. Действительно меня ужасала коррупция. Я видела, как одни больные имели большие привилегии нежели другие, я видела отношение врачей к таким золотым больным. Конечно, сложно обвинить человека в желании жить лучше, в желание дать собственным детям лучшее. Но меня тошнило от этого лицемерия. Я проходила практику в качестве лаборанта у одного достаточно уважаемого и именитого в широких и не только медицинских кругах врача. Когда я узнала о такой возможности я была сильно воодушевлена. Мне льстил выбор преподавателя, меня пьянили мысли о открывающихся возможностях. О возможности принять участие в глобальном проекте, быть частью чего—то что действительно изменит мир, поможет людям. Но реальность оказалась ужасающей. Нашу группу перспективных студентов собрали специально для участия в проекте по тестированию нового лекарственного препарата для лечения астмы. Мне противно называть имя этого доктора. Задачей лаборантов было исследовать анализы крови тест групп. Таких тест групп было три: в каждой по 20 человек разного пола и возраста, одна группа действительно больных принимало лекарство, вторая группа тоже люди с диагнозом астмы принимала плацебо, третья группа была здоровыми людьми, также принимавшими лекарство. Каждый день в течении 5—6 недель все 20 человек каждой группы принимали это лекарство против астмы во время завтрака. Каждый день мы делали заборы крови натощак и после еды. Затем исследовали кровь по всем параметрам и записывали данные в отдельные карточки по каждому испытуемому. С самого начала меня насторожило, то что нам пообещали полноценную зарплату уровня опытного специалиста со стажем. Это было приятно, но зародило во мне некую тень сомнения. Мои коллеги – такие же бедные студенты, как и я, были рады и уже предвкушали перспективу работы в будущем на крупную корпорацию подобной нашему заказчику исследования. Бюджет этого мероприятия был огромен. Компания финансировала аренду пансионата на 100 человек с проживанием и питанием, материалы для лаборатории, выплаты каждому участнику, огромные гонорары первым лицам проекта. Первая неделя испытаний показала удивительный, но противоречивый результат: отмечалось улучшение состояния у больных принимавших лекарство и ещё сильнее у больных принимавших плацебо. Здоровая группа принимавшая лекарство не показала ощутимых изменений, но изменения хоть и незначительные были все же в худшую сторону. Но в целом чистый воздух и отдых действовали положительно на всех. Меня это немного озадачило, так как получалось, что при прочих равных у больных принимавших лекарство должно было бы быть преимущество. Я задала этот вопрос мистеру «продажная свинья», он сослался на то, что эффект наиболее ярко проявляется после второй недели приёма. Я приняла эту логику. Прошла неделя и результаты ухудшились у всех кроме больных, принимавших плацебо. Похоже чистый воздух с океана и отсутствие городского смога делали своё дело. Я работала с группой здоровых людей, принимавших лекарство, их кровь по всем параметрам стала хуже. Я не стала паниковать и продолжала наблюдать. Ещё через неделю результаты всех групп значительно улучшились, стали близкими к начальным параметрам. Меня это безусловно обрадовало, и компания даже устроила небольшой праздник по этому поводу. Но меня не покидало ощущение обмана, было что—то, что я замечала на подсознательном уровне. Мистер «продажная свинья» говорил о пиковой активности на вторую неделю приёма лекарства, а прошло уже три и параметры изменились буквально за день. Это выглядело как минимум странно. И наконец меня осенило, разглядывая молекулы крови под микроскопом я вдруг поняла, что не вижу в её составе главного. И этим главным было вещество лаерин – это основное действующее вещество лекарства. Его следы практически отсутствовали. Я сравнила анализы недельной и двухнедельной давности и увидела огромную его концентрацию в сыворотке крови. То есть период его распада был как минимум неделя. На следующий день мне удалось перекинуться парой фраз с этим испытуемым. Я спросила были ли у него проблемы с пищеварением или ещё что—то. Ответ был отрицательным. Затем я задала вопрос ставили ли ему уже капельницу. Я поступила хитро, поскольку капельница в ходе эксперимента не предполагалась, а лишь в конце для очистки крови. Но ответ был утвердительный. Всей группе почистили кровь, этим объяснялось отсутствие следов вещества. Но как было объяснить отсутствие вещества после последнего приёма вещества? Вещество свободно всасывается в кишечник, как показала предыдущая неделя испытаний. Я решила снова обратиться к мистеру «продажная свинья», но уже как можно аккуратнее. С видом глупой и наивной студентки я поинтересовалась у него каков период распада вещества в организме после полного прекращения его приёма. И он ответил, что это как минимум две недели и примерно месяц для полного очищения. То есть он подтвердил тем самым тот факт, что испытуемых почистили. И это полностью перечёркивало весь смысл в том, чем мы все здесь занимались. Во мне закипали эмоции, и я высказала ему все свои подозрения. В том числе и то, что группу испытуемых почистили и начали кормить плацебо, что не соответствует условиям эксперимента. Доктор медицинских наук замялся и осознав, что рассказал лишнего начал оправдываться, объясняя все ошибкой. Он пообещал, что разберётся. Но мы оба все прекрасно поняли. И он разобрался – на последние две недели меня поставили работать с группой больных, принимавших плацебо. То есть подальше от проблем, чтобы я заткнулась. Плюс к этому лаборанты разных групп испытуемых больше не имели доступа к материалам параллельных групп. Все чем мне оставалось в последние недели заниматься – это исследовать кровь счастливых и отдыхающих на берегу океана людей, которых кормят плацебо. Затем был грандиозный праздник по случаю успешного испытания препарата. Самых сговорчивых подлиз ждала карьера в фармакологических корпорациях и крутых частных клиниках. Мистер “продажная свинья” ездил на Porsche и переспал с половиной студенток. Никто и никогда не узнает изменили ли они состав препарата, продолжили ли его клинические испытания. Но я очень сомневалась в этом, иначе какой был бы смысл сфабриковать данные? Через полгода я получила диплом. Придя домой я положила его в шкаф и больше не доставала. Я не могла бороться с этой системой. Я не смогла бы работать и притворяться. Я нашла работу посудомойкой в ресторане фаст фуда и продолжила подрабатывать няней по выходным.