Наукоград:авария (СИ)

Он приоткрыл дверь машины и оказался как раз под светом фонаря. Это был человек средних лет, с круглым лицом и широким лбом, начинающий лысеть. Несмотря на светлую кожу и рыжие волосы, глаза у дяди Васи были карие. Сейчас они смотрели на сержанта из-под рыжих густых бровей внимательно и, как казалось тому, несколько настороженно. Сержант не любил машину Серого и его самого - он боялся радиации, этого зловещего знака, похожего на черные лопасти вентилятора на желтом фоне. Круглое неприятное лицо дяди Васи было само похоже на этот знак. Но хочешь-не хочешь, а останавливать и проверять сопроводительные документы у этого "дяди" было всегда необходимо.

"Чего это он сам остановился? - подумал сержант, - Еще начнет какую-нибудь байку рассказывать, это у него бывает. А потом помирай от рака".

- Привет работникам большой дороги! - дружелюбно поздоровался Серый.

- Ладно, давай быстрей свои бумаги.

Из теплой будки вышел лейтенант:

- А, радиация приехала. Чего это ночью возите? И почему без сопровождения?

- Салют, товарищ лейтенант. Тут, понимаешь, такой груз, что лучше бы поменьше людей рядом было. Понимаешь, надеюсь?

- Предупредить надо было заранее, - проворчал лейтенант.

И не взглянув на бумаги, которые уже достал водитель, продолжил: - Ладно, уе..ай быстрее. Нам главное сегодня досмотр въезжающих машин. Гладкой дороги!

"Лейтенант, вероятно, тоже боится радиации, - подумал сержант. Хорошо!"

Машина отдела ОХДиР немедля тронулась в путь. "Досмотр, значит. Ну, что ж, смотрите, - констатировал про себя Василий Семеныч и, заведя свободную от руля правую руку за спину, потрогал резную рукоятку пистолета ПМ в широком потайном кармане под пиджаком. Патрон был в затворе, а пистолет - на предохранителе...

-------------------------------------------------------------

Водителем "Волги" синего цвета был Сергей Романов - начальник смены установки ЛЯР-2. Это он должен был сейчас сидеть в зале управления установки, отрабатывая свой долг Журавлю. Сергей вел машину быстро и нервно, сосредоточенно глядя вперед, но едва ли хорошо видя дорогу. Нет, он не был пьян, он не был расстроен смертью дяди, которого у него никогда не было. Он спешил на свидание...

В лобовом стекле машины перед ним разворачивалось не полотно шоссе, а история его поздней и драматической любви:

"В общем-то, банальная, как говорят, курортная история, для многих, но не для меня... Лето, Ялта, мне 42 года. Я устал от многолетней, почти круглосуточной и очень ответственной работы по пуску новой, единственной в мире установки - гибридного лазерно - ядерного реактора, некоего аналога термоядерной бомбы, но с прицелом на мирные, фундаментальные исследования... Санаторий "Победа".... Поначалу меня раздражала громкая музыка из соседних номеров, пьяные компании днем и вечером. Я в одиночку ходил на пляж, один гулял по городу, не завязывая знакомств. Но атмосфера свободы и праздника, в которую был погружен этот город, постепенно завладела и моим, желающим тишины, умом:

"Ялта, где растет золотой виноград.

Ялта, где гитары ночами не спят.

Ялта, где так счастливы были с тобой

Там, где солнце палит,

И целуя гранит,

Шумит прибой, морской прибой" -

неслось со всех сторон.

Внимание начали привлекать женщины, особенно одна, отдыхающая в этом же санатории и живущая в комнате где-то на верхнем (четвертом) этаже здания; моя же комната была на втором этаже. Я встречал эту молодую, приятную и несколько таинственную особу всегда в обществе подруги, вероятно, делившей с ней комнату, и часто их сопровождал красивый черноволосый парень нагловатого вида, с грубыми манерами. Молодой женщине, казалось мне, была неприятна настойчивость этого ухажера, она постоянно старалась не быть рядом с ним. И первое, что возбудило во мне ревность (именно сначала ревность, а не любовь) - это возникшее желание не дать этому развязному типу и наверняка бабнику добиться взаимности очаровательной соседки".

Сейчас, глядя в переднее стекло машины, Сергей старался подобрать слова для описания образа Людмилы (так звали его любовь, последнюю и самую безумную), так как слово "очаровательная" не подходило - очаровательной могла бы быть какая-нибудь принцесса из сказки, или актриса на сцене или в кино. Даже теперь, после всего, что было, он не находил нужных для этого слов.

"Людмила была привлекательна и лицом и правильными пропорциями фигуры, говорила мягким, тихим голосом, со вкусом одевалась, но таких женщин было немало. Объективно и беспристрастно рассматривая ее фотографии, ее нельзя назвать красавицей. Но что-то было в ней, чего я не мог никогда объяснить: почему-то именно она показалась мне той женщиной, которая может осчастливить своей любовью преданного и чуткого мужчину, а грубая скотина только сломает ее жизнь..."