Науковедческие исследования. 2016

Наука и ее роль в общественном развитии во всей полноте начала осознаваться лишь со второй половины XIX в., а именно с появлением, как ни странно, эволюционной теории Дарвина. Выдающийся русский философ Н. Федоров сразу подметил опасности такого направления развития науки, так как, по его мнению, при таком подходе: «Прогресс, отождествленный с эволюцией, с развитием, заимствуется у слепой силы природы и прилагается к человеческой жизни» [11, с. 81]. Это весьма оригинальная точка зрения, ибо общепринятым является мнение, что наука и прогресс неотделимы. И в то же время Николай Федоров был почитателем науки и научного знания. Не парадокс ли это: почитать науку и не принимать прогресс? В своем труде «Записки от неученых к ученым» он пишет: «Наука не должна быть знанием причин без знания целей, не должна быть знанием причин начальных без знания причин конечных, знанием того, что есть без знания того, что должно быть» [12, с. 7] и далее: «…чистая наука остается равнодушной к борьбе и истреблению, а прикладная не перестает помогать истреблению» [12, с. 7]. Из этих высказываний следует, что Федоров считал современную ему науку, вооруженную идеей прогресса, крайне «неродственной», по его выражению, к обществу, что для Федорова означало безразличие ученых, их отчужденность от нужд подавляющего большинства простых людей, что «ученые стоят вне бед естественных», при этом, как ни парадоксально это звучит, исследуя природу. Ученые, по мнению Федорова, отделили знание от непосредственного существования человека на земле, в природе и превратили это знание в сословное, закрытое, недоступное для большинства людей. Истинной же целью науки является использование полученных знаний, с тем чтобы восстановить родство между людьми и устранить вражду, а сделать это можно только при помощи достижений науки, так как «в руках ученых разумение, способность и возможность» [12, с. 59]. А пока наука развивается ради науки и не одушевлена великой целью. Такой целью может быть только социальная цель, социальный идеал, ибо «Знание само по себе не может служить целью. Это значило бы мысль принимать за действительность» [11, с. 334].

Как же так, спросит современный читатель. А прогресс, который происходит благодаря науке и который так тесно связан с ней, что, кажется, будто понятия «наука» и «прогресс» неотделимы, или, если перефразировать строки известного поэта-классика: «Мы говорим наука, подразумеваем – прогресс»? Но в том-то и дело, что в концепции Федорова понятия «наука» и «прогресс» не связаны. Если науку Федоров считает единственным двигателем общества к осуществлению социальных идеалов, то прогресс он резко отрицает. Он пишет: «Прогресс состоит в признании превосходства живущего поколения над своими умершими предшественниками и в превосходстве младших над старшими. Биологически прогресс состоит в поглощении младших старшими, психологически в презрении к старшему поколению, социологически – в требовании наибольшей свободы и наименьшего единства. Прогресс не довольствуется признанием существования зла, он хочет полного представления, удвоения зла. Он упивается им в реалистическом искусстве, а в идеальном искусстве он стремится к полному представлению в недействительности и невозможности добра» [12, с. 20]. Идея прогресса, по мнению Федорова, наиболее ярко выражена в теории Дарвина, ибо «усвоив дарвинизм, нынешний век признал борьбу законным делом и из слепого орудия природы стал сознательным ее орудием» [12, с. 32]. Таким образом, идея прогресса и дарвинизм, воспринимаемые как непреложные законы, необходимые предпосылки существования человечества, являются источником усиления вражды в обществе, так как возводят в аксиому борьбу за существование, делают ее основополагающим тезисом общественного устройства и развития.

Итак, Федорову представляется правильной наука без прогресса, но с социальным идеалом, только такая наука позволит решить проблемы простых людей, избавит их от бедствий природного и социального характера, в основе которых лежат вражда и разъединенность человечества.

Следует признать, что упрек Федорова в адрес науки его времени абсолютно справедлив. В этот период наука не только не стремилась добиться массового отклика на свои достижения, но все еще бравировала своей замкнутостью и отчужденностью от широких слоев общества.