Науковедческие исследования. 2016

Резкое изменение ситуации произошло после падения Византийской империи, когда в Европу, и прежде всего в Рим, хлынул поток беженцев от османского исламизма, который привез огромное количество научных трудов античных авторов, перевод которых дал импульс сначала рефлексии, а затем и исследованиям, которые не сразу, но постепенно начали менять структуру науки. Насколько даже в XVII в. ученые были уверены в существовании тайных магических знаний, содержавшихся в древних рукописях, показывает тот факт, что Исаак Ньютон первоначально был ярым адептом алхимии, искал философский камень и эликсир бессмертия так настойчиво, продолжительно и упорно, что, в конце концов, отравился парами ртути до такой степени, что у него появились галлюцинации, он долго болел, к счастью, не умер, а стал одним из отцов – основателей классического естествознания. Тем не менее он входил в невидимое братство розенкрейцеров, которое затем преобразовалось в Королевское научное общество.

Прежде всего, наука стала избавляться от магических одежд в виде схоластической философско-магической латинской терминологии и переходить на язык математики. При помощи математики наука перешла на общепонятный научному сообществу язык формул, который вытеснил латынь, но ни Ньютон, ни Декарт, ни Кеплер, ни Лейбниц, ни многие другие гиганты научной мысли XVII в., которые способствовали этому поистине революционному переходу, не связывали науку с прогрессом. Такого понятия и такого понимания еще не было. А наука была.

Каковы были причины этого? И средневековая наука, и наука Нового времени еще ощущали себя частью христианской доктрины и одновременно частью языческих магических искусств или манипуляций. Наука, как это ни покажется странным современному человеку, еще не смотрела вперед, а устремлялась назад, считая, что вершины знания были достигнуты в глубоком прошлом, а задача ученых состоит в том, чтобы раскрыть, раскопать и явить миру когда-то сокрытое. Ярким примером этому является Дж. Бруно, который объявлял во всеуслышание, что раскрыл иероглифы тайного знания египетских жрецов и с их помощью низвергнет власть папы римского, как это ярко показано в исследовании Ф. Йейтс «Джордано Бруно и герметическая философия» [4]. Даже великие открытия Коперника, Декарта, Кеплера, Ньютона не могли изменить общего умонастроения, обшей тенденции научного сообщества. Это происходило потому, что христианство, выдвинув человека в центр философской рефлексии, не признавало за ним воли самостоятельного деятеля, а лишь исполнителя воли высших сил. Бог – творец, создатель, провидец. Человек же лишь проводник, медиум божественных идей и их исполнитель. Из того, что создано богом, лишь человек способен угадать божеский промысел и исполнить божеский посыл, но посыл дает только бог. Свобода выбора же человека заключается в том, насколько правильно он угадывает волю бога. Абсолютно ясно, что обращение к воле творца – это опять обращение в прошлое, только это не поиски папирусов с рецептами египетских жрецов, а просветление, прозрение божественного откровения.

При признании такой концепции основ науки ясно, что даже величайшие открытия отдельных ученых не могли изменить общего мировоззрения научного сообщества в целом. Не следует забывать, что оно не было таким уж ничтожно малым к концу XVII в. И, прежде всего, этому способствовали войны, которые требовали все более разрушительных методов уничтожения, с тем чтобы навязать свою политическую волю. Тридцатилетняя война, окончившаяся в 1648 г., оказалась наиболее плодотворной в этом смысле. За время этой войны методы производства огнестрельных смесей, расчеты баллистики для точности поражения, скорострельность орудий, строительство оборонных укреплений очень сильно продвинулись вперед и, вообще говоря, способствовали развитию научных знаний. И все же идея совершенства прошлого, несовершенства настоящего и бессмысленности провидения будущего в ее языческой и христианской версиях довлела над умами и ограничивала горизонт поиска, ибо все научные открытия делались во славу бога. «Под тенью крыл твоих, Иегова, постигаем мы тайны природы!» – заклинали адепты невидимых братств.