Добежал Егорыч до дедова дома, до заветного графинчика, и пролетело два года, как один день.
5
Лампасы
Татарина на хуторе уважали, но не любили. Придет, рассядется, разложит свое барахло, и давай нотации читать. Участковый – от слова «участие», понимаешь.
– Ты, Егорыч, мне зубы не заговаривай! Мало ли кто из нас старше? Думаешь, седой – так с тебя и спроса нет? Ты мужик – это да. Но вслушайся: ты – мужчина! – Татарин многозначительно поднял указательный палец. – Отец семейства. Надежда и опора. Разве ж полагается настоящему мужчине женщину бить? Протрезвел, так и глаза прячешь!
Муторно Егорычу, нехорошо, противно. Встал, навис над маленьким сухоньким участковым, дыхнул перегаром, спросил:
– Равиль, ты дверь видишь? Порог видишь? Вот за порогом – твой социум. Там мне мозги полощи, на совесть дави, примеры приводи. А здесь – мой дом, ясно тебе? Я здесь хозяин, а ты – гость.
Снежана за печкой загремела посудой, совсем засмущалась. Яна у окошка замерла, легла подбородком на руки, смотрит за птицами, что на столбах бывшей линии электропередачи расселись.
А Равилю хоть бы что. Перед ним на столе – бутафория, непонятно что. Пластмассовые трубки, изолента, порошки разноцветные в прозрачных коробках.
– Егорыч, ты мне порог не показывай. Сор в избе не спрячешь. По-хорошему прошу: прекращай рукоприкладство. Постыдись.
Тут Егорыча и прорвало:
– Мне – стыдиться? В моем доме? Кого? Тебя? Ты кем себя возомнил, участковый Шарипов? От твоей власти под Колпаком одни лампасы остались, понял? Совсем заигрался, Шериф надувной!
И неосторожно протянул руку к воротнику участкового. Даже и понять не успел, как оказался на полу, в локоть будто шуруп-саморез ввернули, в глазах темно, а от пыли в носу чихать хочется.
Равиль подержал Егорыча для порядку, а потом отпустил.
– Угостил бы чайком, хозяин.
Маленький, щуплый, да сила не в мускулах. В голосе, что ли? Во взгляде?
– Еще раз Снежану с фингалом увижу – разговорами не отделаешься, учти.
Егорыч молча поставил перед участковым дымящуюся кружку.
– Ты пойми, Егорыч, – вдруг тихо сказал Равиль. – Не в лампасах дело. Ты задумывался, сколько людей под Колпаком жить осталось? Не так уж и мало. А власть ушла. Всякая. А где нет власти – там анархия, произвол, жестокость. Но я-то пока здесь. И мне никто смены не присылал. Стало быть, я пока при исполнении. Так что не обижайся.
6
Укроп
На Белом Рынке Шерифа уважали, но не любили. Скорее, мирились с его существованием.
Равиль вышагивал по вотчине Водопьяна спокойно и уверенно. Отвечал скупым кивком на приветствия. Не реагировал на разговорчики за спиной.
– Видел, как пузо выпятил? Купленный с потрохами, а гонору как у короля!..
– Такой же мент, какой циркач был! Ни два, ни полтора. Слышал, как он с лонжи навернулся?.. Да уж лет пятнадцать как…
– Сам чокнутый, и Шайтан его такой же! Где это видано, чтобы…
– Стволы у него – будьте-нате! Одноразовые, зато безотказные. Недаром Шерифом назвали – после того, как троих мародеров под Хотеевкой уложил. Ты не смотри, что как вобла сушеная…
Равиля не интересовал пустопорожний треп. Он давно перестал переживать по поводу того, что о нем говорят люди.
Белый Рынок – вот что волновало Шерифа по-настоящему. Раскинувшийся в пыли на перекрестке двух дорог областного значения, обросший сараюшками, палатками, павильончиками, подмятый спорыми ребятами Водопьяна Белый Рынок давно превратился в ворота Подколпачья во внешний мир. И ворота открывались в обе стороны.
Ушлые ходоки, протаскивающие через дыру в границе контрафакт и контрабанду, превращались здесь в достопочтенных торговцев. Искатели приключений околачивались в поиске проводников в третий круг. Заезжие торговцы, способные хотя бы какое-то время терпеть гнет Колпака, с успехом сбывали очень и очень специфические товары, предназначенные исключительно для Подколпачья.
Все это укладывалось в странную, но очевидную схему мира, возникшую после Той Ночи. Шерифа заботили закон и порядок на вверенной ему территории. Воришек на рынке почти не встречалось – как и во всем Подколпачье в целом. Почти – и Шериф бдил. Насилие и обман в любых проявлениях – это он старался пресекать. А соваться в дела Водопьяна – для этого Равиль был недостаточно глуп. В конце концов, он участковый, а не ОБЭП.
И Шериф проходил по Рынку, олицетворяя давно исчезнувшее из Подколпачья государство. Торговцы ностальгически засматривались на его сизую форму, мятую фуражку без кокарды, кожаный ремень, стянутый на поясе деревянной пряжкой. Шериф нес бессменное дежурство, и кому-то от этого становилось спокойнее.