Навеки не твоя

– Твоя мама не расстроена, – спокойно говорит он, будто это я ошибаюсь. – Мы вчера ходили на обед вчетвером.

– Пап, она плакала. Когда она укладывала Эрин, я ее обнаружила плачущей в комнате Эрин, в одиночку. – Я чувствую, как мой голос задрожал. – Ее сердце разбито. Оно всегда было разбито. Поэтому ей и не следовало вообще сюда приезжать – это ее только сильнее расстраивает. Но тебе до этого дела нет, правда?

– Это нечестно, – пытается вставить папа, но все невысказанное за эти годы льется из меня бурным потоком.

– Это ты с ней развелся, ты ее разлюбил. Затем ты прыгнул в кровать Роуз, даже не озаботившись тем, насколько ранил маму. – Я перевожу дыхание. У меня закончились слова для выражения чувств.

– Я больше не был влюблен в твою маму, – говорит он мягко, плечи его повисают, – но я все еще ее люблю. Я всегда буду ее любить. Твоя мама это знает. Она понимает, почему мы больше не могли быть вместе, но она знает, как я к ней отношусь.

– Она явно не знает, пап, – отвечаю я. – Если бы она знала, я бы ее не нашла плачущей в комнате ее бывшего дома. Забыл?

– Если твоя мама понимает, как я к ней отношусь, это не значит, что это не может ее иногда ранить. Это и меня ранит тоже. – Он потирает лицо, в глазах его отчаяние. – Это тяжело – завершить что-то настолько постоянное. Эта боль никогда не уходит.

Я пытаюсь примирить его слова с тем, что знаю. Но не получается.

– Но ты все забыл. Ты все так быстро забыл, – говорю я слабо.

Папа выпрямляется с удивлением на лице.

– Я полюбил Роуз, но я ничего не забыл, – поправляет он аккуратно, даже неуверенно. – Наверное, я никогда не задумывался о том, как это выглядело для тебя. Насколько быстро в моей жизни появилась Роуз. Но то, что я нашел Роуз, никак не было связано с тем, что я чувствую к твоей матери. Твоя мама – бесценная часть моей жизни и всегда ей останется, несмотря ни на что. – По боли в его голосе я чувствую, что он говорит правду. Он делает паузу, в глазах его вопрос. – Я надеюсь, что ты понимаешь, Меган, если вдруг тебе кажется, что появление Эрин и нового ребенка меняет твое положение в семье, – знай, что его ничего не может изменить.

Я ничего не говорю. Я не знаю, как ему сказать, что он ошибается. Они уже изменили мое положение в семье. Невозможно признать это вслух.

– Эй. Посмотри на меня, – говорит он ласково. И я смотрю, а слезы, которые я никак не могу сдержать, блестят у меня в глазах. Он продолжает хрипло:

– Прости меня, – говорит он. – Я не был с тобой рядом так, как тебе было нужно, так, как ты заслуживаешь. Я стараюсь понять, как быть отцом новым детям и при этом растить угрожающе умного, самостоятельного подростка, и я знаю, что не всегда с этим справляюсь. Но наш переезд в Нью-Йорк не означает расставания с тобой. – Он замолкает, будто спрашивая у меня разрешения продолжить, которое я даю своим молчанием. И он продолжает:

– Ты уже пугающе взрослая, Меган, – говорит он с легкой улыбкой. – В следующем году ты пойдешь в колледж. Будешь строить свое будущее. Я хочу, чтобы у тебя была эта свобода – ведь ты уже очень независимая и взрослая.

Я улыбаюсь в ответ, на ресницах дрожит слеза.

– При этом, – продолжает он, – если тебе нужно или хочется, или ты ненадолго устанешь быть взрослой, то приезжай домой.

«Домой». Я чувствую, как моя улыбка гаснет.

– Нью-Йорк – не мой дом, – говорю я. – Это уже будет не то. У вас будет отдельная жизнь, в которой мне нет места.

– Где мы – это неважно, – говорит он со смешком, будто удивлен, что я могу считать иначе. – Где бы мы ни были, мы семья.

Его слова растворяют тяжесть в моей груди, тот груз, который я носила там годами, даже не осознавая. Он встает и пересекает комнату, кладя руки мне на плечи и глядя на меня сверху вниз.

– Ничего не может изменить мою любовь к тебе, – говорит он, и я падаю в объятия к его груди. Я плачу ему в плечо, сама не сознавая, и его руки кругами гладят меня по спине. Мы так стоим, пока у меня не заканчиваются слезы.

Наконец я отстраняюсь, замечая некрасивый влажный след, который оставила у него на рубашке. Кажется, он не особо возражает.

– Итак, – говорю я в поисках чего-нибудь, что отвлечет от насыщенных эмоций в комнате, – насколько злой казалась Джоди по телефону?

Он смеется.

– Очень. Но не настолько злой, чтобы не поговорить с тобой о роли, впрочем.

– Но мне достаточно роли синьоры Монтекки. Мне просто нужна строчка о роли для заявления в ТИЮО, – говорю я, отступая и беря в руки свой новый костюм. – Неважно, какая именно это роль.

– Я в это не верю, – резко отвечает папа, и я рывком поворачиваю к нему голову, удивленная его внезапным жаром. – Много месяцев я только и слышал о «Ромео и Джульетте». Это твоя роль. Ты ее заслужила.

– Это неважно, – возражаю я. – Они нашли новую Джульетту.

– И что с того, что есть новая Джульетта? – спрашивает он, отбрасывая эту мысль взмахом руки. – Я хочу знать, что если ты не поднимешься на сцену за тем, над чем трудилась, то не пожалеешь об этом завтра.