— И теперь, когда ты предполагаешь, что знаешь все, порча отпустит тебя. Почему же ты мне раньше не сказал? Я бы давно освободила тебя.
— И теперь, как каждый, каждый обманщик, который раскрыт, ты издеваешься надо мной?
— Я не издеваюсь, Альберт. Я только прошу тебя сказать точно, чего ты хочешь.
— Я хочу, — он медленно выдавливал слова, — никогда больше не видеть это отродье.
Она глубоко вздохнула, как будто набирая силы для последней попытки.
— Ты сводишь меня с ума, Альберт! Он твой сын! Твой! Я знала другого мужчину задолго до того, как встретила тебя. Это было давно. Клянусь тебе! Как он может быть его? Он твой!
— Я никогда не поверю тебе! Никогда! Никогда!
— Тогда я уйду!
— Уходи! Я буду плясать на крышах от радости! Я избавлюсь от всего этого! Целые ночи возня с этим молоком! Мысли! Муки! Конюшни! Какие-то люди! Муки!
Как бы отвечая на его крик, шум в коридоре забился волнами о дверь. Отец остановился, словно пораженный ударом. Руки матери вокруг тела Давида напряглись. Вновь крики, злобные и грозные, топот и шарканье ног. Потом толчок в дверь. Она распахнулась, ударившись о стул.
— Пусти меня! Я здесь! Я хочу говорить!
Давид узнал этот голос! Он бросил настороженный взгляд через плечо. Борющиеся тетка Берта и ее муж показались ему менее странными, чем то, что свет на кухне вдруг стал таким серым. С криком отчаяния он прижал лицо к груди матери.
— Натан! Ты? Берта! Что это? — спросила мать в смятении.
— Я — я — зол! — Дядя Натан мучительно задыхался. — Я имею много...
— Это ничего! — Тетка Берта заглушила его слова. — Мой муж дурак! Посмотрите на него! Он совсем спятил!
— Дай мне говорить! Ты дашь мне сказать?!
— Удавись сначала! — налетела она на него. — Он хочет... Вы знаете, что он хочет? Никогда не догадаетесь! Что хочет еврей? Деньги. Он пришел занять денег! И зачем ему деньги? Купить больший магазин. Только и всего! Он выжил из ума! Я скажу вам, что с ним случилось. Вчера ночью ему приснилось, что пришли полицейские и сняли с него ботинки, как они сделали с его дедом-банкротом в Вильне. Это стукнуло ему в голову. Он испугался. У него пенятся мозги. Спросите его, где он сейчас находится? Вряд ли он сможет вам ответить. А как вы поживаете, Альберт? Давненько мы не виделись! Ты должен захаживать к нам иногда, поглядеть на нашу лавчонку, на наши "бон-боны". Ух, сколько их у нас! Хе! Хе! И попить содовой!
Отец ничего не отвечал.
Тетка продолжала, будто и не ждала ответа:
— Почему ты держишь его на руках, Геня?
— Просто, просто чтоб почувствовать, сколько он весит, — ответила мать неровным голосом, — а он тяжелый!
Она наклонилась, чтобы опустить Давида на пол.
— Нет, мама! — зашептал он, цепляясь за нее. — Не надо, мама!
— Хоть на минуту, любимый! Я не могу так долго держать тебя на руках. Ты слишком тяжелый! — Она поставила его на ноги. — Вот! Стоит только его взять на руки, ни за что не хочет на пол. — И все еще держа дрожащую руку на плече Давида, она повернулась к Натану: — Деньги? Но... — она смущенно засмеялась, — кажется, мир сошел с ума! Что заставило вас выбрать именно нас? С тобой все в порядке, Натан?
Уставив свои горящие, загнанные глаза на Давида, Натан открыл было рот.
— Конечно, — не дала ему говорить тетка, — конечно, у вас нет денег. — Она толкнула мужа локтем под ребра. — Так я ему и сказала. Теми же словами!
Почти в обмороке от сознания своей виновности и страха, Давид спрятался за спину матери. Рядом был отец: руки скрещены на груди, ноздри раздуваются в приливах и отливах возбуждения. В сером свете окон его лицо выглядело каменным, и только ноздри да вздувшаяся на лбу вена казались живыми.
— Вы не присядете? — спросила мать с надеждой. — Вы устали оба. Приготовить ужин еще на двоих много времени не займет. Пожалуйста, останьтесь!
— Нет! Нет! Спасибо, сестра! — решительно ответила тетка.
— Жаль, что мы не можем помочь тебе, Натан. Ты знаешь, мы бы помогли, если бы у нас было!
Кусая губы, Натан смотрел в пол и качался, как будто сейчас упадет.
— Мне нечего сказать, — промычал он тупо, — она все сказала.
— Видите? — теткин голос звучал победно: — Теперь ему стыдно. Но теперь он мне нравится! — Она начала подталкивать мужа к двери. — Пошли, мое сердце! Миссис Циммерман ждет. Покупатели подумают, что я хороню тебя.
— Ну и хитра! — ответил он мрачно, отталкивая ее. — Но подожди! Когда-нибудь ты еще будешь смеяться в конвульсиях!
Не обращая внимания на его слова, тетка открыла дверь:
— Спокойной ночи, сестра! Прости его! Он всегда был хорошим мужем, но сегодня... Пошли, ты!
Прячась за матерью, Давид наблюдал, как тетка тащила упрямого супруга к двери. Она выручила. Но отец!
— Подожди!
Впервые с момента их прихода отец заговорил. Он вдруг разнял руки, скрещенные на груди, и подошел к двери.
— Подожди! — Он схватил Натана за плечо, возвышаясь над ним. — Вернись!
— Что ты хочешь от моего мужа! — закричала тетка. — Оставь его. Ему и без тебя хватает неприятностей. Пошли, Натан!
Она удвоила свои усилия, цепляясь за другое плечо Натана.
— Это ты отвяжись от него! — грозно прорычал отец. — Ты с твоим проклятым враньем! Входи, Натан!