Мы взяли по конфете, и он помчался наверх. А Паша опять стал занудствовать. Он меня своей щедростью, благородством и добротой когда-нибудь доконает, честное слово.
Перемена закончилась, мы дожевали конфеты с бутербродами и отправились в класс. Урок проходил как всегда, хотя Карина Атаян, соседка Косточкина по парте, отсела от него.
– Видишь, от него даже девчонка отсела. Завидует. А на вручении его просто помидорами закидают, – шепнул я Паше.
После последнего урока я с трудом подавил в себе желание уйти домой и вместе со своим другом-добряком нога за ногу поплелся в малый зал на вручение Косточкину диплома. У нас в школе два зала: актовый – большой – и малый зал, куда больше сорока человек не помещается.
Мы устроились в первом ряду, в красных бархатных креслах, как в театре, и стали ждать. Надо же, первыми пришли.
Вдруг в зал заглянул завуч:
– Мальчики, здравствуйте! Вы передайте Марине Станиславовне, что я на вручение прийти не смогу. И директор тоже. Мы должны ехать на важную встречу. Учительница литературы вручит диплом.
Дверь захлопнулась.
– Надо же. И директор ему завидует! – усмехнулся я.
Прошло минут десять. В дверях появилась наша Марина Станиславовна.
– А где все ребята? – удивилась она.
– Еще не пришли. Но приходил Алексей Иванович, он сказал, они с директором не смогут быть, поэтому диплом вручит Инна Арнольдовна.
– Инна Арнольдовна?! Да как же это? Она же… на больничном! – Марина Станиславовна схватилась за голову.
– Спорим, она не на больничном, а тоже завидует Косточкину, – развеселился я. – Он сегодня прямо у всех как… кость в горле!
– Хватит ехидничать, – оборвал меня Паша.
Марина Станиславовна побежала искать ребят, и тут в дверях возник сам Косточкин.
– А где все? – спросил он, окинув взглядом пустой зал.
– Еще не подошли, – Паша попытался успокоить друга.
– То есть… никто не пришел, – Косточкин обреченно смотрел в пол и нелепо похлопывал себя ладонями по бокам.
Мне вдруг стало ужасно обидно за Косточкина, и я неимоверно на всех разозлился. В тот момент я отчетливо осознал, что, какие бы чувства у меня ни вызывал чужой успех, другие чувства, те, что возникают, когда кому-то плохо, просто невыносимы.
– Слушай, а диплом-то ведь уже у тебя? Это же всего лишь торжественная церемония. Типа показуха. Но диплом ведь у тебя? – гениальная идея озарила меня внезапно.
– Ну да, – с досадой ответил Косточкин.
– Давай его сюда и полезай на сцену.
– Ты что? Зачем? – Паша разволновался.
– Сейчас все будет супер. Никому не волноваться.
Косточкин отдал мне диплом, поднялся на сцену, я поднялся за ним и встал у микрофона, включил звук.
– А теперь я от лица всей школы, как самый главный завистник, даже хуже директора, вручаю тебе этот диплом, потому что ты победил в конкурсе чтецов! Аплодисменты!
Косточкин рассмеялся, Паша вяло похлопал, и вдруг в зал ворвались наши одноклассники с Мариной Станиславовной. Они замерли, глядя на сцену.
– Повторяю для тех, кто опоздал на церемонию, что Артуру Косточкину от имени всей школы вручается диплом за первое место в конкурсе чтецов! – объявил я, предчувствуя, как будет ругаться учительница.
Но вместо этого она зааплодировала, и вслед за ней зааплодировал весь наш класс, кто – поневоле, а кто-то, может, и от души. Все были рады, что церемония прошла так быстро и весело, не то что с нудными речами завуча и директора. А я был по-настоящему рад, что Косточкин получил свой диплом из рук достойнейшего завистника.
У дед нет зуб
Однажды моему дедушке вырвали все зубы. Ну, он стал старым, зубы расшатались, ему было больно есть и все такое. В общем, он долго терпел, а потом пошел к врачу да и попросил вырвать ему все зубы и сделать вставную челюсть. В конце концов, почти все старые люди ходят со вставной челюстью. Паша говорит, что даже у его мамы вставная челюсть, хотя его мама не такая уж и старая – ей лет тридцать-пятьдесят. Паша говорит, иногда по вечерам он с мамой и с бабушкой смотрит телевизор, садится между ними на диван, а они обе снимают зубы и кладут в чашки с водой… Паша говорит, это не очень круто. Ну да ладно.
Когда моему дедушке вырвали зубы, я сначала его немного боялся. Не самого дедушки, конечно, но… все-таки да, в смысле – да, я боялся дедушки без зубов, потому что выглядел он как… мумия. Он не казался мне таким уж старым до того, как ему вырвали зубы, но без зубов он стал просто скелетоном. Страшный кошмар ужасов. Ах да, суть в том, что вставную челюсть дедушке не сразу выдали, сначала у него во рту должно было все зажить, и целый месяц ему предстояло провести без зубов.