Оставшись один, он не испытывал желания идти в пустую, обветшавшую квартиру, с облезлыми обоями, хотелось подышать свежим воздухом и насладиться летней вечерней прохладой. Созерцание заката приносило ему чувство душевного умиротворения. Особенно восхищало появление на небе прозрачной, робкой луны, на глазах набирающей силу и яркость. Стемнело, лунный диск сегодня был полным и беззастенчиво светил в глаза. "Какая красота!" – восхитился он этим загадочным явлением – полнолунием. Склонность к романтике была его неотъемлемой чертой – с раннего детства его тянуло к природе, к непостижимым тайнам звездных галактик и самой Вселенной. Он давно мечтал о прогулке по аллеям ночного парка со своей возлюбленной, в свете мерцающих звёзд и завораживающей серебристой луны. Он мысленно представлял, как неотразимы будут тонкие черты ее лица, оттенённые ночными штрихами. Тишина и великолепие лунной ночи порождали в его романтичной душе хрупкие надежды на то, что сегодняшний вечер будет судьбоносным – мама одумается, и оба смогут выговориться и понять друг друга. Шум машин, доносившийся с шоссе, становился приглушённей. На фоне общего затишья отчетливо слышались назойливый стрекот кузнечиков и протяжный писк комаров.
Яркая вспышка внезапно ослепила глаза. Он увидел иномарку, подъезжающую к их подъезду. Приглядевшись, он узнал бордовый Форд, хозяином которого был новый мамин друг Рома – коллега по бизнесу, коим был ему представлен. Форд удачно припарковался, из открытого окошка выглянула мама, игриво подпевая популярной песенке, льющейся из динамика магнитолы. Роман галантно подал ей руку, придерживая дверцу и помогая выйти из машины. Стоя на площадке перед подъездом, она туманно озиралась по сторонам, продолжая мурлыкать незатейливый мотив. Обычно Рома, доставив мать, сразу ретировался, однако, сегодня обстановка была необычной – он никуда не торопился, а в руках у матери сиял пышный розовый букет."У нее день Рождения, а я не поздравил, осёл!" – с раскаянием вспомнил Мишка, но тут же осёкся, увидев, что мама с другом намерены подняться наверх. Он призадумался о своей жалкой участи – ночёвке на улице, не исключено, что среди бомжей. В душе нарастало негодование от чувства полной неприкаянности и беспомощности. Он вскочил со своей лавочки, пролетел сто метров до подъезда и резко опустился на скамейку у входа. "Теперь-то враг не пройдет!" – вертелось в сознании. Не успела созреть эта мысль, как чуть разомлевшая мать примостилась рядом, всё ее внимание занимал приобнявший её за плечи Рома. Она смотрела на него влюблёнными и восхищенными глазами. Внезапно их взгляды с сыном, до сих пор казавшимся "невидимкой", встретились:
– Сыночек мой, соколик, что же ты такой у меня невесёлый! – запричитала она во весь голос, – Ты хоть пообедал? Я сегодня до копеечки потратилась, на завтра тебе даже и оставить нечего...
Жалобы на нехватку денег были ему знакомы. Частенько выручал кавалер, как и случилось в этот раз – пошелестев в бумажнике, Рома протянул Мишке сторублевую купюру:
– Возьми, дружище, не брезгуй, – произнес он, широко улыбаясь и хитро сощурив глаза.
Казалось бы – надо брать, коли дают. Но сегодня привычка не сработала, у него перехватило дыхание – знать, глубокая обида, копившаяся годами, наконец-то нашла выход. Он вскочил, как ошпаренный, и заорал так, что в окнах задрожали стекла, и из-за занавесок начали выглядывать встревоженные лица:
– Избавь меня от своих подачек! Я вырос – ты не заметила? Немудрено – тебя пять лет почти не было дома!
– Сынок, – попытался разрядить обстановку приятель, – если этого мало, я добавлю. Сегодня у твоей мамы день рождения, ты не забыл? И она пригласила меня попить чайку. Ты бы, милый, переночевал разок у друга. Гляди – погода-то хмурится, тучи сгущаются. А утром нас, как ветром, сдует – дела, работа! Вернешься в родные пенаты! Потерпи, не будь врединой! Посмотри – мать вся не своя, о тебе переживает, а ему все – плохо...
От этих унизительно-лицемерных слов и, казавшейся слащавой, Роминой физиономии Мишку бросило в дрожь, как в приступе лихорадки. Бросив сторублевку ему в лицо, Мишка неторопливо и холодно отчеканил (слова давались нелегко, от обиды в горле застыл комок):
– Да, я виноват, что забыл о дне рождения матери. Но точно так же и она пять лет забывала о моих "днюхах". Неделю назад мне исполнилось восемнадцать, но у мамы тогда нашлись дела поважней! Отдыхайте и веселитесь, "отрывайтесь"! Препонов чинить не буду. А тебе, мама я скажу вот что, я должен это сказать..., – он набрал полную грудь воздуха и резко выдохнул, – сессию я завалил. Забрал документы. Завтра устроюсь на работу, где жить – найду. С первой получки сниму комнату, – заметив удивление на прежде безмятежном лице, добавил: