Навстречу миру

Примерно пятьсот лет спустя после разговора между монахом Нагасеной и царем Менандром такой же разбор «я» произвел индийский мастер Шантидева, живший в восьмом веке. Только он сделал и следующий шаг.

Зубы, волосы, ногти – это не «я».

«Я» – это не кости и не кровь,

Не слизь и не мокрота,

Не гной и не лимфа.

«Я» – это не жир и не пот,

Легкие и печень не составляют «я».

Внутренние органы – это не «я».

«Я» – это не моча и не экскременты.

Чтобы показать, как запутанное «я» само создает страдание, Шантидева спрашивает:

Если бы «я» действительно существовало,

Тогда страхи, несомненно, мучили бы его.

Но если не существует «я»,

То кто же будет испытывать страх?

Это «я» по имени Мингьюр Ринпоче нервничало на вокзале в Варанаси. И этому «я» задавал вопрос Шантидева, как и каждому из нас: «Кто будет испытывать страх?» Или, перефразируя: «Кто я?»

Если бы мы подыграли Нагасене и Шантидеве, пусть даже на уровне интеллектуальной игры слов, то легко бы заключили, что это «я» – которое испытывает страхи – не существует ни в какой-либо сущностной форме. И все же… это «я», которое невозможно обнаружить, которое по своей сути прозрачное и подвижное, как вода, все равно может испытывать сильную боль.

Если бы я не прошел соответствующее обучение, то мог бы решить, что проблема была в вокзале, а не в моем уме. Правда, здесь все же могли бы провести дератизацию и получше убирать мусор и экскременты. Это было бы чудесно. Но если посмотреть на наши жизни представителей среднего класса или на жизни тех, у кого достаточно еды и есть мягкие стулья, мы не обнаружим большой удовлетворенности. Будда учил, что ум – источник страдания и источник освобождения. Когда я начал путешествовать по современным странам с развитой промышленностью, ничто в мире не подтверждало эту основополагающую истину больше, чем личные встречи с мучительной болью, которая сосуществует с великолепием мира богов. Без личного преображения и некоторого смирения, хотя бы по отношению к самой Вселенной, жадность и гнев будут толкать нас с обрыва. Не осознавая, как сами превращаем себя в мишень, мы просто продолжаем пускать друг в друга стрелы, ошибочно полагая, что источник наших мучений находится вне нас.

На этот раз я купил себе билет в вагон третьего класса и, чувствуя себя опытным путешественником, уже не так пугался происходящего. Вместо того чтобы бороться с дискомфортом, я стал принимать его. Итак, я чувствую себя скованно, и что? Мне не нравится, что люди смотрят на меня с подозрением, это нормально. Замечай это, не притворяйся, позволь всему быть. Несмотря на то что пребывание в Варанаси оказалось для меня неожиданно сложным, я уезжал уже не таким потерянным, как приехал. Если бы у меня не было основополагающей веры в истину о переменах, пожалуй, я вернулся бы в Бодхгаю.

Мой ум был более расслаблен, чем во время первой поездки на поезде, и я обнаружил, что, хотя мои попутчики выглядели столь же обездоленными, как и в поезде из Гаи, они больше не казались мне чужими и не проявляли той враждебности, с которой я впервые столкнулся в Варанаси. Я заметил, как часто они улыбались, как делились своими скудными запасами еды, как нежно держали детей. И снова я пришел к выводу, что современные горожане выглядят более беспокойными и возбужденными, чем бедные сельские жители. Обладание материальными благами, кажется, заставляет людей слишком сильно сжимать хватку, ведь они больше боятся потерять то, чем обладают. Они всегда хотят больше, и больше, и больше, и никогда не получают удовлетворения. Бедные люди в Непале и Индии, чьи ожидания гораздо ниже, выглядят более удовлетворенными, обладая тем малым, что у них есть. Я начал понимать, что проблемы, которые осаждают современных людей на пике их семейной и профессиональной жизни, во многом схожи с теми вопросами, что возникают у людей всего мира на пороге смерти: неспособность принять непостоянство, цепляние за то, что недоступно, и неумение все отпустить.

В основе сильной тревожности современного мира лежит страх смерти: того, что случится и как случится. Будет ли больно? Будет ли трудно? Будет ли чувство вины, сожаления, освобождения? Все люди боятся умирать, но, кажется, материальные ценности и наша склонность цепляться за ту жизнь, которую мы знаем, усиливают страх смерти и ее отрицание.