Навстречу миру

Пока этот спор продолжался, другие ламы упаковали свои пожитки. Наконец Патрул Ринпоче сказал: «Давай положим монету на этот камень и оставим ее здесь». Все согласились, что это хорошее решение, и пустились в путь. Только молодой монах остался позади. Он не мог оторвать глаз от большой золотой монеты и не мог поверить, что все остальные просто оставили ее. Он посчитал, что если не возьмет ее, то житель деревни вернется и заберет монету. Этот монах пытался найти рациональное объяснение воровству, воображая все альтруистичные вещи, которые он мог бы сделать, обладая таким богатством. Он так долго стоял рядом с монетой, что Патрул Ринпоче и другие уже почти достигли вершины перевала, но никто из местных жителей так и не пришел. Монах побежал к перевалу, потом остановился и повернул назад. Утреннее солнце взошло над горами, и теперь его лучи освещали монету, заставляя ее сиять как само солнце. Опять его взгляд устремился к ней. И еще раз. А потом он побежал наверх, чтобы догнать остальных. Сколько бы раз мой отец ни рассказывал эту историю, он всегда хотел убедиться, что я понял ее смысл: у тебя будет тысяча возможностей сделать выбор между неправильным и правильным, то есть между увеличением и уменьшением своего страдания и страдания других. И если ты действительно желаешь отсечь привязанности, ты можешь делать это, невзирая на обстоятельства, – но всегда что-то будет тянуть тебя в другом направлении. Это всегда будет непросто, но возможно.

Я чувствовал, как меня тянет назад то, что я ценил и любил, что было знакомо, и понимал: это естественная часть отсечения привязанностей. Я также начал понимать, что смерть прежнего «я» и перерождение в новом качестве не происходит за одну ночь. Я находился уже не в знакомой обстановке монастыря, но по-прежнему слишком сильно был собой, Мингьюром Ринпоче, чтобы чувствовать себя комфортно, сидя на полу среди незнакомцев. Но это изменится. Я уверен.

Я смотрел в окно поезда. Только что я воображал Патрула Ринпоче в прохладе и свежести Тибетского нагорья. Теперь видел плоские поля Индийского субконтинента под палящим солнцем. Если бы я мог сейчас поговорить с отцом, что бы он сказал?

«Ами… послушай меня…»

А потом что… Какой была бы следующая фраза?

Убаюканный движением поезда, я задремал.

Часть II Возвращение домой

Глава 16 Там, где умер Будда

Дорога от станции в Горакхпуре до Кушинагара занимает на автобусе полтора часа. С каждым разом мне все легче было расплачиваться за что-нибудь, хотя все еще приходилось тщательно изучать каждую банкноту, чтобы не ошибиться с номиналом. Я занял место на деревянной лавке у открытого окна. Пейзаж за окном становился все более захолустным и сельским – небольшие редкие деревни среди зеленых полей. Запряженные в упряжку волы, которых понукал сзади пожилой мужчина в коротком белом дхоти, медленно шли через поле, отгоняя хвостами мух с боков. Я видел, как целые семьи работают вместе. Наш автобус делил дорогу с машинами и грузовиками, а также маленькими лошадками, которые тянули повозки с людьми, клетками с птицами или пластиковыми мешками с зерном; в других лежали кучи свежесрезанной цветной капусты или штабели длинных деревянных шестов, которые выглядели как строительный материал.

Я чувствовал облегчение, уехав из Варанаси. Последние пару дней оказались тяжелыми. Но этот ретрит по-прежнему вызывал у меня энтузиазм. Я осознавал беспокойство в своем уме, которое проявлялось на поверхности. На более глубоком уровне я чувствовал себя бдительным, уверенным и даже удовлетворенным. Я знаю, что беспокойство – не настоящая проблема. Я все еще хочу переродиться как беззаботный странствующий йогин. Я не хочу жить как принц, в ловушке стерильной обстановки. Если бы смысл медитации заключался только в том, чтобы избавиться от негативных эмоций, я вообще не был бы заинтересован в практике.