В годы, которые предшествовали этому ретриту, мне казалось, что я отчасти застрял на месте. Я любил свои монастыри и учеников, и ничто не приносило мне большей радости, чем возможность делиться Дхармой. Но мне стало казаться, что я задыхаюсь в роли тулку, учителя, ринпоче и настоятеля. Я стал сопротивляться ограничениям моей оторванной от реальности жизни. Несмотря на то что я проводил шесть месяцев в году, путешествуя по миру и все время оказываясь в новых местах, люди везде обращались ко мне с одинаковым уважением и почтением. Я начал испытывать легкое беспокойство и желание выйти за пределы заведенного порядка.
Мне повезло в том, что благодаря своему обучению я знал: перемены всегда возможны. Чувство, что мы застряли в ловушке, – это нами же выдуманная история. У нас есть внутренняя способность освободиться от этих парализующих нас самоопределений. Мы действительно меняемся каждую секунду, как и все в видимом и невидимом мирах. От пятидесяти до семидесяти миллиардов клеток умирают в нашем теле каждый день, что позволяет появиться миллиардам новых. Жизнь разворачивается в океане смерти. Без смерти нет жизни.
Если мы пробудимся к этой реальности, то сможем активно управлять тем, что будет дальше, а не просто пассивно соглашаться с ложными заключениями о том, что считаем неизбежным. Это похоже на бардо становления. Пробудившись на этом этапе, мы сможем решить, каким будет наш следующий день или перерождение следующей жизни. На вокзале в Варанаси я принял свою привязанность к ролям и прошлым идентичностям. Я не мог их отпустить. Но я не сдался и, даже сидя на каменном полу, работал над этим. Я не думал, что моя жизнь йогина станет жесткой и однообразной, но знал, что при отсутствии бдительности все может случиться.
В тот день я не обедал и не возвращался в гостиницу до вечера. Во второй половине дня прежде синее небо стало мрачным и унылым, поднялся ветер. Я наслаждался прохладой, которую он нес, а потом на землю упали капли дождя, тяжелые, как град. Сначала дерево, под которым я сидел, укрывало меня, его крона почти не пропускала воду, но вскоре листья уже перестали выдерживать вес капель и дождь пролился на меня, как из ведра. Я схватил свою накидку и побежал к общественному туалету. Там никого не было, и я стоял неподвижно, продолжая медитировать.
Я намеревался пребывать в открытом осознавании – осознавать все, что происходит, и покоиться в этом. Я осознавал звук сильного дождя, звук ветра, ощущение сырости, неприятный запах и то, что я стою. Я не хватался за ощущения. Не отталкивал их. Не терялся в них.
В поезде в Варанаси туалеты по-настоящему воняли, и я хотел оказаться подальше от них: зажать нос или купить билет в первый класс. Сейчас я мог распознавать:
Когда дождь прекратился, я вышел из туалета и, покинув парк, пошел в гостиницу. По дороге туда я дал обет, что в ближайшие дни просто буду принимать дождь. Я больше не буду искать убежища в туалете.
На следующий день температура резко поднялась. Все мои усилия тем утром были направлены на то, чтобы не заснуть. Пот каплями стекал с макушки моей головы, пропитывая одежду. Очки постоянно запотевали. Казалось, влажность выжала из воздуха весь кислород. Жара поднималась с земли, создавая то, что выглядело как мираж в пустыне. В полдень я отправился в ресторан, где готовили вкусный дал, а потом спрятался в своей комнате с вентилятором. К трем часам я снова был в парке. Только я развернул верхнюю накидку, как пошел дождь. Это был муссонный ливень, когда небеса, кажется, всей тяжестью обрушиваются на землю. Я продолжал сидеть в роще. По моей голове барабанил дождь. По лицу струилась вода. Я чувствовал ее в ушах, и как она стекает с век, с подбородка на грудь и дальше под рубашку. Вода бежала с моей головы на плечи и струилась вниз по позвоночнику. Мокрая одежда прилипала к спине, и спина чесалась. За несколько минут я вымок до нитки. Дождь проливался на меня сверху, а сырость земли окутывала снизу. На ткани, натянутой на моих коленях, образовалась лужа.