Навстречу миру

После обеда я вернулся в свой номер, чтобы переждать самые жаркие часы, и продолжил практиковать, сидя на кровати под вентилятором. Все еще разборчивый, но это нормально. Я учусь. Около трех часов я вернулся в парк, снова показав охранникам удостоверение личности. Я не ел после ланча и, когда комплекс закрылся, кратчайшим путем вернулся в гостиницу, не заходя в город. Я сел на кровати и повторил ту же последовательность практик, которые делал утром и после обеда, и потом стал размышлять о прошедшем дне.

На поверхности меня по-прежнему пугало то, каким в мире все было новым и незнакомым, и то, что я оказался сам по себе – медитировал под открытым небом, жил в гостинице, платил деньги, заказывал еду, ел один на улице. На другом уровне каждый раз, когда я делал что-то впервые, это вызывало во мне энтузиазм, изумление и оптимизм. Путешествие действительно началось. Сейчас я в движении. Куда я иду? Я не знаю. Как чудесно.

Той ночью я сосредоточился на решении распознать сон во сне. Самое главное в этом – сформировать намерение так же, как мы, например, говорим: «Завтра я хочу проснуться в пять утра». Мы можем сделать аналогичное пожелание, если хотим вспомнить свои сны. Если мы хотим пробудиться во время сна, то можем повторять снова и снова, несколько десятков раз: «Сегодня я хочу распознать во сне, что вижу сон».

Мне снилось, что я был в Тибете. Просторы изумрудно-зеленых полей тянулись во всех направлениях под сияющим солнцем и ослепительным небом. Огромные яркие цветы усеивали поля. В отдалении паслись черные яки. С одной стороны поле заканчивалось крутым обрывом, внизу которого текла река. Я шел по траве, когда распознал, что оказался во сне: я могу делать все что захочу! Я вытянул руки в стороны и побежал, сначала слегка подпрыгивая, а потом совершая большие прыжки, пока наконец ветер не подхватил мои одежды, как крылья воздушного змея, не поднял меня вверх и не понес – сначала к горам, потом вниз к реке. Было так приятно лететь через пространство. Свободному, как птица, влекомая ветром.

Этот сон мне нравится больше, чем тот, в котором меня арестовали полицейские. Мне нравится сон Кушинагара больше, чем кошмар Варанаси. Мне нравится сновидение с этими деревьями и этим свежим воздухом. Будда стал Буддой потому, что распознал: все – это сон, включая и его самого.

На следующее утро по дороге в парк я остановился, чтобы купить жареной кукурузы. Я попытался было заплатить, но торговец отказался брать деньги, и это стало первым подношением, которое было вдохновлено моими монашескими одеждами. Это сделало меня по-настоящему счастливым. День был особенно ясным и свежим – ни облачка, ни малейшего знака дождя, прямо как совершенная погода моего сна этой ночью. Я прошел в парк Паринирваны, снова показав свое удостоверение личности, и отправился на его дальнюю сторону. Обстоятельства складывались самым приятным образом.

Я наслаждался полетом. Наслаждался встречей с торговцем, и кукуруза была вкуснее почти всего, что я когда-либо пробовал. Мысли о доме, смешанные со сладкими воспоминаниями об утре. Но здесь, в парке, образы дома, кукурузы, торговца, полета – все существовали на равном отдалении от меня. Один образ не был ближе или дальше, чем другой. И так же я не мог сказать, что одна мысль более реальна, чем другая. Эти мысли, образы, концепции просто проплывали мимо, как облака. Воспоминания о доме могут натыкаться на эмоциональные узлы, но сама мысль о доме коренилась в объекте под названием «дом» не больше, чем образ кукурузы жил в растении под названием «кукуруза». Когда мы перестаем исследовать качество этих мыслей-облаков, они проявляются, скорее, как сны, чем как то, что мы обычно считаем реальным. Ни сновидения, ни мысли в состоянии бодрствования не обладают основательностью или прочностью. Но пока мы не пробудимся к реальности, дневные и ночные восприятия способны приносить беспокойство в нашу жизнь.

Я уже не тот человек, которым был в Варанаси. За последние сорок восемь часов я побывал в аду, принял прибежище в комнате отдыха на вокзале, провел время со своими учителями, особенно Ньошулом Кхеном Ринпоче, поболтал с Нагасеной, чтобы еще раз убедиться, что мои титулы – всего лишь внешние маски. Я испытывал грусть и одиночество, уверенность, оптимизм и подавленность. Но ум, который пребывал в таком сильном возбуждении, исчез. Умер. Это не значило, что он не появится снова, – он может родиться заново. Что бы ни произошло – все хорошо.