Так мы плыли день и ночь, ночь и день. Иногда — в туман или при сложной речной обстановке — стояли на якоре, развернувшись против течения. Мелькали на берегах большие и малые русские села, пристани, базы лесозаготовителей. А однажды на рассвете, выйдя на палубу, я опешил от видения. Передо мной был огромный город с высокой каменной набережной, с многоэтажными домами, с длинными шеренгами портальных кранов.
— Благовещенск! — восхищенно сказал лоцман, как всегда ночевавший в рулевой рубке. — Наша столица!
Я не удивился. На востоке немало городов, которые местные жители именуют столь высоким титулом. Благовещенск — столица Приамурья, Владивосток — столица Приморья, Хабаровск — столица всего Дальнего Востока. А в перспективе намечается еще «стольный город» — столица БАМа Комсомольск-на-А муре.
Я смотрел на Благовещенск и вспоминал одно из первых его описаний, вычитанное из книжки, опубликованной сто лет назад:
«Немного надо умения и красок, чтобы описать внешний вид нового амурского города Благовещенска. Достаточно, если читатель представит себе длинный ряд новых домов (числом 16), вытянутых в прямую линию по прибрежной равнине реки Амура на двухверстном пространстве… Пустыри, залегшие кругом строений, отсутствие малейшего ничтожного деревца, долгая и беспросветная степь справа, слева и позади строений…»
Даже не верилось, что это о Благовещенске. Где автор разглядел «беспросветную степь»? Не было никакой степи. Был красивый город, утопавший в зелени так, что, казалось, он и вырос прямо среди немереных дальневосточных лесов..
«Батуми» долго стоял на середине Амура, потом, оставив баржи на якорях, причалил к каким-то мосткам в затоне. И я, соскучившийся без города горожанин, помчался по улицам. Они ничем не отличались от улиц хорошо знакомых мне среднерусских городов — такие же исхоженные до выбоин тротуары в густой тени деревьев, такие же одно-двухэтажные дома, деревянные или наполовину краснокирпичные, обшитые старыми истрескавшимися досками, с узорчатыми калитками и резными наличниками. Ближе к центру тротуары становились поглаже, дома повыше и, наконец, взметнулись многоэтажные блочные башни.
Вышел я на площадь с памятником В. И. Ленину посередине. Здесь стояло длинное пятиэтажное здание с красным флагом на крыше — обком партии и облисполком. По другую сторону от памятника за дорожками неширокого сквера была набережная Амура. По набережной гуляли люди, мамы катали детишек в колясках; внизу, под широкой каменной лестницей, на отмели, играли ребятишки, лежали полураздетые любители солнечных ванн.
Вправо, если глядеть вверх по Амуру, набережной не видно было конца, слева она упиралась в какое-то большое здание оригинальной архитектуры, с куполами и балконами, нависшими над водой.
— О, это наш драмтеатр, — Сказала одна из мам, у которой я спросил о назначении здания. — Недавно построили. На тысячу мест.
— О! — воскликнул я вслед за ней.
Опа приняла мое восклицание за восхищение.
— Все приезжие, когда видят наш театр, не могут удержаться от превосходных эпитетов.
Но мои эмоции скорее были вызваны, пожалуй, удивлением. Я представил себе зрителей, выходящих во время антракта на балконы и преспокойно разглядывающих… заграницу. Ведь от этого берега до того, что называется, рукой подать. А на том берегу — китайский город Хейхе. Не такой, как Благовещенск, во много раз меньше, но все-таки город с рядами одно-двухэтажных домов, с фабричными трубами, с неизменными рядами плакатов, исписанных иероглифами.
На этой же площади я нашел небольшой памятник Ф. Н. Мухину — первому председателю Благовещенского горисполкома, расстрелянному белогвардейцами в 1919 году. Затем пошел по первой понравившейся мне улице, разглядывая дома. И вышел к другому памятнику, сооруженному в честь воинов-амурцев, павших в Великую Отечественную войну. Дорожка, огороженная рядами бетонных плит, врытых наклонно и напоминающих надолбы, вела к мемориальной стене. Я ходил вдоль этой стены, читал горестные надписи и думал о том, что нет города на великой Руси, где не было бы такого вот пути от памятника к памятнику. И самый протоптанный из них — от памятников гражданской войны к памятникам Отечественной.
А потом, что всегда случается с человеком, много бегающим по городу, я начал искать глазами вывески. Наконец, нашел нужную: «Ресторан «Амур»». Облюбовал уютный столик у окна, сел и стал ждать. Официантки сновали кругами, как водовороты на Амуре, исчезали надолго, выныривали из каких-то замаскированных простенков, что-то куда-то несли, но, увы, не мне. Оглядевшись, я увидел, что скучаю не один: за соседним столиком сидела женщина с маленьким сынишкой. Я задал ей один вопрос, другой, и мы разговорились. Женщина оказалась приезжей из города Свободного. Я принялся расспрашивать ее о городе, о людях. И в конце этой милой беседы записал в блокнот одну заинтересовавшую меня фразу: «Клуб трех сестер».