Эта возникшая вдруг, «из ничего» самодеятельная армия была как репетиция перед тем, что предстояло. Она добавила веры немногочисленным тогда дальневосточным большевикам, она могла послужить предупреждением белогвардейцам и оккупантам. Но контрреволюция во все времена отличалась слепотой. Она не видит, не желает видеть объективного хода истории.
В 1918 году Дальний Восток кольцом охватывали банды Семенова, Орлова, Глебова, Калмыкова. В апреле началась иностранная интервенция. Так называемая «союзническая экспедиция» насчитывала десять тысяч японцев, шесть тысяч китайцев, три тысячи американцев, две тысячи англичан и французов. В мае бело-чехи захватили узловые станции на Транссибирской железнодорожной магистрали. В сентябре японцы ворвались в последний оплот советской власти — город Зею. Черная ночь реакции опустилась на весь Дальний Восток.
Казалось бы, всё — революция подавлена и не осталось никаких надежд на организованную борьбу с разгулом белого террора.
Но случилось непредвиденное для белогвардейцев и оккупантов: загнанные в тайгу разрозненные группы красногвардейцев начали расти. К 1919 году уже активно действовали десятки крупных партизанских отрядов. Отряды сплачивались в партизанские армии.
Целый год длилась тяжелая народная война. Она завершилась освобождением Благовещенска и Хабаровска и образованием в Приамурье так называемого «Красного острова». Интервенты вынуждены были уйти. Только японцы выжидали, прикрывшись лицемерным заявлением о нейтралитете. В апреле 1920 года они отбросили эту маску, вновь захватили Хабаровск и многие другие города Приамурья и Приморья. Остался «Красный остров» с центром в Благовещенске один посреди океана зверствующих интервентов и белогвардейцев.
Это был настоящий революционный подвиг амурчан. В неприспособленных, кое-как переоборудованных мастерских рабочие делали патроны, винтовки, ручные гранаты, женщины шили обмундирование, не требуя за эту работу никакой платы.
Так в боях и труде прошло лето, — героическое лето 1920 года, достойное высочайшего эпоса и еще должным образом не воспетое нашими писателями и поэтами. К осени «Красный остров» был уже готов бросить вызов огромной, хорошо оснащенной армии атамана Семенова, хозяйничавшего в Забайкалье. В октябре революционная армия начала наступление и в два дня, как тогда говорили, выбила «читинскую пробку», отделявшую «Красный остров» от уже освобожденных районов Советской России. Началась активная борьба за Дальний Восток, — борьба, завершившаяся знаменитыми Волочаевскими днями и освобождением «самого дальнего» города — Владивостока…
Я рассматривал в музее экспонаты той героической эпохи и думал о странной забывчивости реакционеров всех мастей. И поныне они тешат себя надеждами, что стоит только с помощью иностранной интервенции и белого террора уничтожить ядро народного восстания и оккупировать территорию, как с революцией будет покончено. История революционного движения в Приамурье служит наглядным примером тщетности этих надежд.
Вот к каким большим обобщениям можно прийти, если не торопиться в музейных залах…
Известно, что жизнь современных городов в первую очередь определяют промышленные предприятия. Но экономическая, индустриальная сторона географии — это как водоворот: попав в нее, утонешь в бесконечности проблем. Каждая из проблем заслуживает книги. Но сколько для этого нужно времени?!
В Благовещенске я побывал лишь на одном предприятии — на судоверфи. Местные справочники чаще упоминают о таких отраслях промышленности Благовещенска, как машиностроительная, электротехническая, деревообрабатывающая, судоремонтная. Но горожане гордятся и судостроением. И, как я убедился, не без основания.
На судоверфи мне показали макеты морского сейнера и морского буксира, выпускаемые предприятием. А потом я ходил по огромным грохочущим цехам. В корму один другому высились корпуса будущих судов, поблескивающие синей окалиной, исчерченные мелками, разрисованные понятными только судостроителям знаками и цифрами. За воротами цеха под ярким солнцем корпуса стояли уже подкрашенными, с надстройками, с тонкой кокетливой ватерлинией по бортам.
Суда, стоявшие у воды, были, на мой взгляд, совсем готовы, и я спросил у сопровождавшего меня инженера, когда будет их спуск. Он улыбнулся. Судостроитель, он хорошо знал, как интересен спуск судна на воду. Но улыбнулся не обнадеживающе, а скорее виновато.
— Ведь мы их тихонько спускаем, лебедками, — сказал он. — Так что ничего эффектного нет.
Оказалось, что и многое другое делается здесь по-современному и, с точки зрения человека с фотоаппаратом, не эффектно. Швартовые испытания, к примеру, проводятся прямо на стапеле, что считается передовым методом. Да и ходовые испытания, о чем совсем уж странно слышать, тоже проводятся до спуска судна на воду. Что поделать, современное производство не рассчитывает на зрителя, которому лишь бы покрасивее, оно считается только с одним требованием: как побыстрее да покачественнее.